Небо на двоих - [9]

Мужчина продолжал гладить пса, который ослабевал и уже лежал на земле, тяжело дыша, прикрыв глаза, елозя хвостом по пыльной земле.

- Дождался, друг, дождался. Прости меня, что пришел так поздно, - услышала Лиза слова. И сердце тут же подскочило в груди, как теннисный мячик на корте. Ромка! Он! Но ведь и не он в тоже время. Слишком красивый, незнакомый, взрослый, вернее, возмужавший, если не постаревший.

- Лизка! - он оставил пса, подхватил девочку на руки, а та не знала, как реагировать на объятия мужчины. От парня она уже успела отвыкнуть, а незнакомца еще не успела принять, полюбить, узнать заново. - Вот ты вымахала! Мне уже по плечо будешь. Узнал, сразу узнал по волосам рыжим.

- Золотистым! - пискнула девочка, в которой уже начала медленно просыпаться женственность и любовь к кокетству.

- Веснушки на носу! - хохотнул брат. - Еще год - невестой будешь, я начну твоих кавалеров гонять. Для порядка, чтоб не расслаблялись. Эй, да что с тобой?

- Поставь меня на землю.

Рома беспрекословно выполнил ее просьбу. Лиза еще раз оглядела его. Военная форма цвета хаки с пятнами на оттенок светлее, чем основная ткань, выглядывающая в вырезе на груди тельняшка в бело-голубую полоску, тяжелые ботинки с высокой шнуровкой. Чужие вещи, пугающие, выглядящие нелепыми посреди московского дачного поселка. От брата пахло странно, непонятно. И дело было не в казенном запахе военной формы. Не могла Лизка представить, что так пахнут порох, кровь, взрывы, крики раненых - весь "багаж", который Ромка притащил в своей душе из Чечни; то, что будет приходить к нему в кошмарных снах по ночам.

- Цейс! - Лиза перевела взгляд на собаку. Он не шевелился, хвост дернулся пару раз и замер. Время шло, а он лежал и лежал в дворовой пыли.

- Не смотри, Лизка, - парень закрыл ей глаза ладонью, где появились грубые мозоли. Она дернулась, попыталась вырваться, но железная хватка не позволила. - Он дождался, и только сейчас ушел. Тащи лопату. Она в сарае, как всегда?

Девочка кивнула, сглатывая слезы, помчалась за рабочим инструментом. Рома выбрал последнее пристанище для Цейса на том самом заросшем травами неухоженном палисаднике-газоне, где они вдвоем когда-то смотрели на одно небо.

Пока Лизка бегала к сараю, тащила тяжелую лопату, Рома успел сбросить верхнюю одежду, остался в камуфляжных брюках и ботинках. Уложил безжизненного Цейса на траву, молча взял из рук сестры лопату, принялся копать. Работал быстро, было видно, что он не боится тяжелого физического труда.

Если бы Лиза была постарше года на три, то смогла бы оценить развитую мускулатуру, грациозные движения и мужскую силу, буквально исходящую от Романа волнами. Он изменился, превратился в воина, привыкшего отвечать за свои поступки, узнавшего, что значит честь, долг, дружба. Но пока Лизка не смотрела особым вниманием на обнаженный торс и перекаты мускулов, она тихо хлюпала носом, смаргивала слезы, провожая Цейса в последний путь. Вот, что имел в виду брат, когда говорил, чтобы они его дождались и никуда не уходили, пока он не вернется.

- Прощай, друг, - тихо произнес Рома, когда яма была засыпана влажной землей. - Хоть тебя провожу, как надо.

- Я не хочу другую собаку, - проронила Лизка. - Мне больше никто не нужен. Только Цейс. - Добавила едва уловимо: - И ты.

Они посидели молча еще пару минут у могилы пса. Лиза не выдержала, подошла к Роме, обняла его за шею, прижалась, боясь, что он опять куда-то уйдет. Тот тяжело вздохнул, поцеловал ее в макушку. Лизка дрогнула. Ей показалось, что она получила разряд электричества, сердце дернулось, как будто ему стало тесно в груди. Чуть отстранившись, девочка заметила, что глаза брата приобрели стальной оттенок. Синий цвет отступил, его место занял свинец, но зеленые крапинки в центре радужки остались неизменными.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Лиза провела пальцами по коротким каштановым волосам, спустилась к заострившемся скулам, легко коснулась полных губ, на которых виднелся небольшой шрам, пощупала подбородок, украшенный темной двухдневной щетиной.

- Изменился. Непохож на себя, - тихо прошептала она. - Красивый.

- Ты тоже, мелкая, - хрипло отозвался Рома. - Иди сюда, дай мне почувствовать, что я живой.

Он прижал ее к себе так, словно от Лизки сейчас зависела его жизнь, то, насколько быстро Рома почувствует себя нужным, вспомнит, что у него есть семья, что его ждали и любили - искренне и беззаветно, пока еще только, как дорогого и близкого человека.

- Я вернулся, Лизка.

- Не уйдешь больше? Скажи, что не уйдешь! - отчаянно выкрикнула она, но в ответ Ромка лишь горько усмехнулся, виновато спрятал глаза.

Молодой мужчина прижимал к себе девочку-подростка. Они сидели на мокрой траве, посреди заросшего палисадника, который никак не приводится в порядок вот уже который год; их полянка, маленький мир, где еще можно попытаться оставить всё, как было.

Лиза перебирала короткие, жесткие волосы, которые не хотели быть послушными, завивались на затылке. Рома тяжело дышал, а Лизка растерялась от нахлынувших на нее чувств, которые перевернули весь ее привычный мир с ног на голову. Брат, которого она ждала, безумно боялась за него, вернулся. Он стал другим, непонятным, пугающим, и в тоже время, остался собой. Лишь с ней. Ей не хотелось, чтобы сладкий миг заканчивался, она пыталась совладать со своими просыпающимися чувствами, но попытки убедить себя в том, всё вернется назад, разлетелись прахом. На осколках детской восторженности прорастало иное чувство - запретное и сильное. Но ни Роман, ни, тем более, Лиза еще не понимали этого.