Небо цвета крови - [22]

— С декабря уж как, — охотно ответил бородатый охотник, — раньше я неподалеку от Ридаса обитал, но там сейчас неспокойно стало… — с волнением вздохнул, привстал, вынул из синих джинсов перочинный нож, сделал надрез на собачьем бедре — хлынул жир и моментом запекся на мясе — жар был силен. Потом, отвлекшись на секунду от своего начатого повествования, облизнув обветренные, шелушившиеся губы, заранее смакуя предстоящий обед, произнес: — Скоро уже кушать будем — мясо почти прожарилось.

— Как раз попробую собаку… — с сомнением в голосе отозвался я, — …с фасолью вприкуску.

— Никогда не ел разве? — удивился снайпер, выпучил черные глаза.

— Да как-то не доводилось… Я больше по волкам, знаешь ли. У них мясо пожестче, но зато привычное, и хотя бы остаешься уверенным, что не отравишься.

— Зря-я-я… — кинув на меня неодобрительный взгляд, протянул тот и объяснил почему: — Мясо у них ничуть не хуже, а если на костре приготовить правильно — вкус бесподобный. Можешь мне поверить на слово. Знаешь, на что похоже?

— Ну? — без особого интереса спросил я.

— На свинину… Отдаленно даже чем-то курицу напоминает, если вспомнить, конечно, что это за птица такая. Не все ее нынче помнят уже… — толково разъяснил собеседник и, увидев, что я даже приблизительно не могу это все представить, сокрушенно махнул рукой и сказал запальчиво: — Ай… попробуешь, в общем! Чего я тут тебе доказываю сижу…

— Ну, так и быть, поверю уж! На отравителя вроде не смахиваешь… — смирившись в конечном итоге с неминуемой участью, согласился я и тут задал вполне уместный вопрос: — А ты к консервам как относишься? Без брезгливости, надеюсь?

— Честно? — прямо поглядев в глаза, произнес стрелок. — Уже как два года в глаза не видел. Во сне если только.

— У-у-у… — протянул я и добродушно засмеялся, — многое упустил ты. А ну-ка, лови! Угощайся!

И, вытянув из рюкзака тяжеленькую баночку с консервированной фасолью в собственном соку, бросил ему. Тот одной рукой проворно поймал ее, подвел к одному глазу, покрутил, одобрительно хмыкнул и, отложив ружье, нетерпеливо вскрыл ножом. Потом макнул грязный палец, облизнул.

— Вот за это спасибо… — от сердца поблагодарил охотник, — уж думал, что совсем вкус забуду, а тут вот… — поставил банку на пол, прошел к рюкзаку, — …ты их… Где раздобыл-то? Не подскажешь местечко?

— Да… — невнятно ответил я, не особо желая раскрывать перед едва знакомым человеком все карты. И солгал: — В холодильнике одного заброшенного дома стояли, я и прихватил… вот…

— А. Это дело. Это дело… — дважды повторил снайпер, видимо почувствовав, что лукавлю. — Значит, собиратель?

— Ну как… Скорее и то и то, — неопределенно ответил я, — не могу себя четко к кому-то приписать. Когда есть возможность — охочусь, мимо домов каких-нибудь пройду — загляну, может чего и отыщу там. Как-то так, в общем.

— Ясно-ясно, — заулыбался снайпер, вытащил из рюкзака две походные тарелки, вилки, стал ломтиками срезать мясо со штыря, обоим накладывая одинаковые порции. Передав мне тарелку — вернулся на место, первым кусая зарумянившуюся собачатину черными обломками зубов. — Приятного аппетита, путник.

— И тебе, — ответил я, приступая к обеду.

За ним и разговорились. Я решил вернуть своего собеседника к прошлой теме, опасаясь, что тот о ней забудет и больше не вспомнит.

— Так ты говоришь, что в Ридасе сейчас неспокойно? — напомнил я, старательно пережевывая мясо собаки, оказавшееся вопреки сомнениям гораздо вкуснее волчатины.

— Ах, да… точно… — вспомнил охотник, вытер рукавом пальто жир с бороды и продолжил: — Как ты, думаю, знаешь, его еще как пять лет назад захватили «Мусорщики». Хлопот они, конечно, пока не доставляли, но сильно мешали нашему поселению собирателей, расположенному вблизи Ридаса. Сначала они запретили нам входить в город, а потом и вовсе потребовали убираться с их земли ко всем чертям, угрожая жестокой расправой за неповиновение. Конечно же, многие, включая меня, моего брата и сестру, на это не пошли, а решили своими силами выбить бандитов из захваченного города, какой, по сути, и кормил нас всех своими оставшимися запасами. Без него мы бы все давно померли: на ядовитых пустошах ничего не растет, за сутки можно настрелять одну случайную дворнягу, а дома мелкие давно обчищены, как бабушкины сундуки. Как жить-то?.. Вот-вот…

На этом собеседник замолчал, даже отложил недоеденный обед. В глазах затаилась темная скорбь, веки чуть приметно дергались, а на лбу проступили капельки пота, похожие при свете пламени на прозрачные жемчужины.

— И что потом?.. — осмелился я прервать тишину.

Тот минуту помолчал, затем взъерошил грязные волосы и все-таки закончил:

— Да ни черта не вышло из этого. Всех, кого они увидели тогда на своей территории, зверски убили. Забили как животных прутьями и ржавыми трубами. Там же погибла и моя сестра… — и, сжав кулак, добавил: — А брата с собой утащили. Его и еще пятерых людей. Одному богу теперь известно, что с ними… — стиснул зубы до скрипа, закрыл огромной ладонью лицо, часто-часто задышал, — и знаешь, что самое страшное?.. Что я все это видел своими собственными глазами, прячась под лестницей, и ничем не мог помочь! А брат звал меня!.. Умолял меня помочь, а я…