Небесный огонь - [5]

Когда он подошел ближе, я с упавшим сердцем поняла, что спектакль продолжается. Он нагнулся, чтобы поцеловать меня, но я отстранилась, и он быстро выпрямился, слегка покраснев.

— Извините, — решительно сказала я, когда он пододвинул стул и сел рядом с кроватью. — Но я вас совершенно не помню.

Он пристально смотрел на меня, и я видела, как ему тяжело. Немного помолчав, он наконец выговорил:

— Дорогая моя, доктор Шакир сказал, что ты потеряла память. Я надеялся, что он ошибается.

Он глубоко вздохнул, потом выдавил из себя подобие улыбки и протянул мне руку, как для официального знакомства.

— Меня зовут Грант, — сказал он мне. — Грант Ричардсон. Мне тридцать семь лет, мы поженились десять лет назад.

Его рука была прохладной, а рукопожатие — крепким, но улыбка казалась неуверенной. Наверное, нелегко смириться с тем, что близкий человек не помнит ни тебя самого, ни вашей совместной жизни. Я прекрасно понимала всю абсурдность такого положения и от всего сердца сочувствовала незнакомцу. Если уж у меня голова идет кругом от всей этой истории, что же тогда должен переживать он?

Я не знала, что делать. Вряд ли я могла сказать: «А я Джессика, очень приятно», поэтому молча отвела взгляд и стала смотреть на тележку с лекарствами возле стены.

— Может, у тебя есть вопросы? — ласково спросил он, не выпуская мою руку. — Наверное, тебе хочется о многом узнать?

Разумеется, у меня были вопросы, примерно такие: «Что же, черт возьми, со мной случилось?», а не те, каких он ожидал.

— Лорен?

Я вздохнула и поняла, что придется ему подыграть, иначе нет никакой возможности получить хоть какие-то объяснения этой фантасмагории.

— А мне сколько лет? — спросила я, решительно отняв руку.

Даже мне собственный голос показался мрачным и раздраженным. Его улыбка тотчас погасла, словно он только теперь осознал глубину свалившегося на него несчастья. Я качнула головой, он нервно, чуть ли не со страхом, облизнул губы и со вздохом произнес:

— Тебе тридцать пять, Лорен. Мы поженились, когда тебе было двадцать пять, а мне — двадцать семь. Мы очень любили — и до сих пор любим друг друга.

— Когда у меня день рождения?

— Девятнадцатого июня.

— Нет, неправда, — твердо возразила я. — Я родилась двадцать девятого апреля. Уж эту дату я помню точно, ее из меня не вытравить!

Не глядя мне в глаза, Грант пожал плечами.

— Это всего лишь частности, любимая.

— Что ж, ладно, — кивнула я, глубоко вздохнула и попыталась сосредоточиться. — Сколько лет нашим детям?

— Софи — восемь, Николь — шесть, а близнецам недавно исполнилось четыре года.

Мы помолчали. Я изо всех сил старалась представить себя матерью четверых малышей. Никогда прежде мне почти не доводилось иметь дело с детьми. Я работала секретарем юриста в маленькой адвокатской конторе. Обязанности мои были весьма обширны: я печатала на компьютере протоколы, правовые документы и справки, помогала одному из адвокатов готовить кипы бумаг для судебных слушаний, стенографировала и расшифровывала стенографические отчеты, редактировала письма и юридические тексты и, что было более интересно, посещала суды и отделения полиции, а также участвовала во встречах с клиентами, где вела записи.

Стремясь в ближайшем будущем тоже стать адвокатом, я собиралась получить степень в области права, и у меня не было времени на личную жизнь, не говоря уже о замужестве или детях.

Воспоминания отрезвили меня. Наверное, пришло время сказать правду.

— Понимаете, я не потеряла память, — попыталась я объяснить человеку, сидевшему возле меня. — Просто мои воспоминания отличаются от тех, которые, по вашим словам, я должна иметь.

— Надо спросить доктора Шакира. — Грант с подозрением посмотрел на меня. — Возможно, причиной твоих ложных воспоминаний могло стать какое-то заболевание.

Я могла слово в слово воспроизвести стенограмму, которую расшифровывала в последний день в офисе. Я могла в точности изобразить ежедневник начальника, куда вписывала время и даты его встреч с клиентами и расписание судебных заседаний на будущую неделю. Я даже помнила, что ела на ужин в пятницу, когда поздно пришла с работы.

— Мои воспоминания — не ложные, — ответила я.

Грант устало покачал головой.

— Не знаю, Лорен. Мне трудно в это поверить. Я не спал всю ночь, ждал, когда ты очнешься. И дети скучают по тебе, они так растеряны…

Он запнулся, искоса взглянув на меня, и я заметила, что он нервно крутит на пальце обручальное кольцо. Я посмотрела на свою левую руку, которую из-за боли в плече сунула под одеяло, и под его пристальным взглядом оттянула в сторону марлевую повязку, удерживающую иглу капельницы. Когда я освободила безымянный палец, я обомлела: перед глазами мерцала тонкая золотая полоска.

Это просто сон, твердила я себе, торопливо прикрывая кольцо бинтом. Впрочем, во сне или наяву, но я уловила в голосе мужчины тревогу, когда он говорил о детях. Несмотря на необычные обстоятельства, любопытство мое взыграло.

— Вы что-то не договорили? — спросила я. — О детях.

— Я собирался добавить: «особенно Тедди», — негромко произнес Грант.

— Тедди?

— Эдвард, младший из близнецов, — объяснил он. — Роды были тяжелыми. Тоби родился первым, но из-за осложнений он слишком долго выходил, и за это время в мозгу Тедди образовалась нехватка кислорода. У него… замедленное развитие.