Небесные сказки - [8]
Увидела это Настенька, упала, потеряв сознание.
Похоронили Егорушку недалеко от дороги, на окраине рощи.
В тень превратилась красавица. Никто не мог от неё словечка добиться, как окаменела. Встанет утром, помолится и на могилку к Егорушке.
Так до самой зимы.
Мать с отцом извелись, глядя на неё. А к весне и она Богу душу отдала.
Перед смертью одну фразу вымолвила: «Похороните меня в роще».
Вот какая печальная история много лет живет в народе и передается из уст в уста. Многие искали две могилки. Одни нашли, другие не нашли.
Которые нашли, видели: стоят две могилки рядом под одним крестом.
А над могилкой Настеньки медная табличка прикреплена, на ней написаны такие слова:
Как похоронили Настеньку, и вправду с весны до осени поёт в роще маленькая птичка.
Далеко слышны её серебристые трели, чистые, как голос Егорушки.
Замолкают другие птицы, перестают петь петухи. Тихо, не шелохнувшись, стоят деревья.
Стоят люди и слушают. Прозвали эту птичку кто соловушкой, а кто – Егорушкой. Много лет прошло, а до сих пор поёт в роще звонкоголосая птаха.
Я стояла, заворожённая этой песней, и вспомнила рассказ о красавице Настеньке и пастушке Егорушке. О его прекрасных песнях, о любви к Настеньке. В этой песне звучит душа Егорушки. Значит, живёт его душа вечно, как вечно живет любовь.
Белая птица-чайка
Мне дали путевку в Коктебель – это прекраснейшее место в Крыму у горы Кара-Даг, расположенное между Судаком и Феодосией.
Я впервые у Чёрного моря. Август – курортный сезон, когда здесь много отдыхающих, которые живут своей жизнью, как, впрочем, и местное население – со своими, как говорят, радостями и горестями. А порою они (жители этого полуострова) могут поделиться с приезжим людом таким воспоминанием, в котором бывает трудно уловить грань между реальным событием и легендой, сказкой.
Я же ходила по берегу моря от Тихой бухты до Кара-Дага, влюбленная в красоту природы. Без устали смотрела в даль моря, и оно казалось бесконечным, одушевлённым существом, мудрым, щедрым, величавым и непредсказуемым. А над ним летали белоснежные чайки. Чайки и море – вот что поглощало мои мысли и чувства. Мне хотелось быть одной в этом загадочном окружении.
Так прошла первая неделя отдыха. Но однажды в тихий летний вечер, когда только начинали сгущаться сумерки, я шла, можно сказать, уже проторенной мною дорожкой к Кара-Дагу и у подножия увидела огонёк. Кто-то развел костёр. Когда подошла поближе, огонь уже угасал, и только светились еще не истлевшие угольки.
Над костром стоял металлический треножник, на котором был подвешен котелок. Слышалось урчание кипящей воды, и даже до меня доносился запах варёной рыбы.
У костра сидели раздетые до пояса трое мужчин. Один из них, помешивая в котле большим черпаком, причмокивал, несколько раз повторяя: «Поспела, родимая. Ох, и вкусная юшка!»
Он сидел ко мне спиной, и я не могла видеть его лица. Двое сняли котелок, замелькали бутылка, стаканы, деревянные ложки. От круглого хлеба отрезались большие ломти. Начался пир. Я стояла в сторонке и молча наблюдала эту картину.
И вдруг у берега закружила стайка чаек.
– Смотрите, чайки к берегу подлетели и кричат. Это к шторму, – сказал самый молодой мужчина.
– Чайка – птица удивительная. Это не просто птицы, в них поселяются души погибших моряков, – услышала я голос стоявшего ко мне спиной.
Меня поразила эта фраза. Подошла поближе к говорившему. Поздоровалась.
– Уха заманила? – спросил самый старший из компании. – Присаживайтесь!
– Нет, не уха, о чайках услышала. Расскажите, пожалуйста.
– Ну, что ж, дохлебаем уху – если наберетесь терпения, расскажу о чайках. Видать, приезжая?
– Из Москвы.
Мужчины с аппетитом ели уху. Пропустили по две стопочки. Думала, захмелеют. Ничуточку.
Ложки уже скребли дно котелка, а кости рыбные выплевывались прямо в щебень.
– Спасибочки, – облизав ложки и сунув их в карманы, двое мужчин удалялись, поглядывая на меня.
– Ну что, ждёте? – обратился ко мне тот, который остался. – Терпеливая… А расскажу я Вам старую и, на первый взгляд, неправдоподобную историю.
Мой собеседник взглянул на затухавшие угли и сел к ним спиной. Я тоже присела на освободившийся камень. И он начал свой рассказ.
…Это произошло незадолго до Отечественной войны. Было мне лет пятнадцать. Жили мы с левой стороны Кара-Дага. Мои старики приехали сюда отдыхать с Урала, да море отца заманило. Так и остались здесь.
По соседству с нами жила одна татарская семья. Хозяин – сухопарый, молчаливый человек, и его жена (говорили, больная чахоткой), маленькая плаксивая женщина. Как они жили, что делали – мы не интересовались. Не говорят – не надо.
Но вот появилась у них девочка-красавица лет тринадцати. Белокурая, с золотистым отливом коса ниже пояса, голубые глаза, белолицая. Видно, из далёких мест. Думаете, выдумываю?! Нет, вот-те крест, – и он по-русски три раза перекрестился.
Я издали любовался на неё и думал: откуда она взялась? Но по-прежнему – ни они к нам, ни мы к ним. Проходили мимо, здоровались и молчком.
