Небесные овации - [38]
не сделал, когда крик в миллион раз отчаяннее, чем упрек Иоанна, ударился в
мрачное небо: «...Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»12
Было это правильно? Нет.
Было это честно? Нет.
Была это любовь? Да.
В мире несправедливости Бог единожды и навсегда склонил чашу весов в сторону
надежды. И сделал Он это Своими руками, чтобы мы смогли познать Царство Божье.
81
Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда...
Глава 18
НЕБЕСНЫЕ ОВАЦИИ
Я почти дома. Пять дней, четыре кровати в разных отелях, одиннадцать
ресторанов, двадцать две чашки кофе — и я почти дома. Восемь самолетных кресел, пять аэропортов, две задержки рейса, одна прочитанная книжка, пятьсот тринадцать
пакетиков арахиса — и я почти дома.
Подо мной подрагивает пол салона. Позади плачет младенец. С боков
переговариваются какие-то бизнесмены. Но важно только то, что впереди — мой
дом.
Родной дом. Проснувшись сегодня утром, я первым делом подумал о нем. Сходя
с последней кафедры, я первым делом подумал о нем. Поблагодарив служащую в
последнем аэропорту, я первым делом подумал о нем.
Нет другой такой двери, как дверь родного дома. Нет лучше места, чтобы
вытянуть ноги, чем под столом у себя дома. Никакой кофе не сравнится с кофе из
твоей домашней турки. Нет вкуснее еды, чем домашняя. И никакие объятия не
сравнятся с объятиями родных и близких.
Родной дом. Самая долгая часть возвращения домой — часть последняя, когда
самолет рулит от взлетно-посадочной полосы к терминалу аэропорта. Я из тех, кого
стюардессы всегда по два раза просят оставаться на своих местах. Это я сижу, одной
рукой взявшись за свой кейс, а другой — за застежку ремня безопасности. Я усвоил, что есть критическая доля секунды, за которую можно успеть прорваться по проходу
в салон первого класса, прежде чем поток пассажиров начнет выливаться в дверь.
Я веду себя так не в каждом полете. Только когда возвращаюсь домой.
Когда я выхожу из самолета, мое сердце вздрагивает. У меня едва не дрожат
руки, пока я спускаюсь по трапу. Я иду след в след за пассажиром впереди. Тискаю
свою сумку. Мой желудок сжимается. Ладони потеют. В зал прибытия я вхожу, как
актер выходит на сцену. Занавес поднят, и публика стоит полукругом. Большинство
встречающих видят, что я не тот, кто им нужен, и смотрят мимо меня.
82
Но вот сбоку я слышу знакомый крик двух маленьких девочек:
— Папочка!
Повернувшись, я вижу милые умытые личики. Это мои дочки встали на кресла и
прыгают от радости, что главный мужчина в их жизни идет к ним. Дженна на минутку
перестает прыгать, чтобы захлопать в ладоши. Она встречает меня аплодисментами!
Не знаю, кто ее этому научил, но уж будьте уверены -— я не стану говорить ей, чтобы
она сейчас же прекратила.
За ними я вижу третье личико — маленькая Сара, всего-то нескольких месяцев
отроду. Она сладко спит, но слегка морщит лобик от шума.
И тогда я вижу и четвертое лицо — моя жена Деналин. Каким-то образом она
нашла время, чтобы сделать себе прическу, надеть новое платье, придать себе
праздничный вид. Каким-то образом, хотя и уставшая, и утомленная, она дает мне
почувствовать, что важнее всего, как прошла неделя у меня. Лица родных.
Именно поэтому так неотразимо звучит обетование в конце заповедей
блаженства: «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах...» Какова
наша награда? Родной дом.
* * *
Книгу Откровение можно было бы называть «Книгой возвращения домой» —
ведь в ней мы видим изображение нашего дома на небесах.
От слов Иоанна о нашем будущем перехватывает дыхание. Его описание
последней битвы очень красочно. Добро сходится в бою со злом. Святые
противостоят грешникам. Страницы книги наполнены отзвуками рева драконов и
отблесками пламени из озера огненного. Но посередине поля битвы растет роза.
Иоанн говорит об этом в 21-й главе Откровения:
И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля
миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа
своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с
человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с
ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет
уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И
сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое1.
Иоанн был уже стар, когда писал эту книгу. Годы берут свое. Тело изношено.
Друзей больше нет с ним. Петр убит. Павел замучен. Андрей, Иаков, Нафанаил...
теряющиеся в дымке фигуры из дней юности.
И когда любимый ученик Иисуса слышит голос с престола, мне интересно, вспоминает ли он тот день, когда слышал этот голос на горе? Ведь это тот же самый
Иоанн и Тот же самый Иисус. Те же ноги, что давным-давно поднимались за Иисусом
на гору, вновь готовы повести Иоанна вслед за Ним. Те же глаза, что видели, как
Назарянин проповедует с вершины, опять вглядываются в Него. Те же уши, что
слышали, как Иисус в первый раз говорил о священной отраде, снова слышат эти
откровения.
83
В этой заключительной встрече на вершине горы Бог отдергивает занавес и дает
Иоанну по-настоящему взглянуть на отчизну. Получив задание описать, что он увидел, Иоанн выбирает самое красивое сравнение, какое можно найти на земле.
