Небесное созданье - [96]

— Он че же это, змей, рехнулся? — рассердился Нефед, поднимая ствол ружья. — Так он мне всех собак перепортит.

Но выстрелить не успел. Отчаянно прыгнув, белка перенеслась на стоявшую рядом пихту. Под пихту тут же метнулась Пулька. И только Тайгун все облаивал оставленное белкой дерево, оглядываясь на хозяина. Его, удивляло, почему тот не стреляет.

Нефед заторопился, занервничал, побежал, в горячке чуть не наступил на Пульку, выстрелил.

Шарахнувшись к нам, Тайгун на лету схватил зверька, придушил, отдал хозяину.

На выстрел прибежал Каштан. Нефед сунул ему белку.

— Пусть потреплет, к запаху привыкнет, зараза.

Но Тайгун не дал. Налетел, сшиб Каштана, отнял добычу.

— Вот тунеядец! — выругался Нефед, жалея уже, что не дал жене привязать Тайгуна.

Пулька к убитой белке сразу потеряла интерес, покатилась, покатилась между деревьев и стала облаивать невысокий разлапистый кедр с гроздьями сизых от пыльцы шишек на верхушке. И на этот раз Тайгун оказался возле Пульки, громко, хрипло лаял.

Мы понимали его хитрость. Сам он уже ни верхним, ни нижним чутьем зверя не брал, да и видел, вероятно, плохо. Бегал неподалеку от Пульки, ждал, когда она найдет белку, сразу же пристраивался, «помогал», а по существу мешал и ей, и нам.

— Ты гляди, че делает. Сучонка работает, старается, а он не дает ей, змей. А ну, пшел!

Нефед наливался злостью и уже искал глазами, чем бы огреть Тайгуна, но вдруг мы услышали неподалеку басовитое взлаивание Каштана.

Нефед открыл рот, остолбенел, потом, путаясь сапогами в траве, сухой, свистящей, кинулся на голос, торопливо взводя курки.

Каштан сидел под деревом и незлобно, вроде бы даже неуверенно взлаивал на невидимого в ветвях зверя. Сосед бесшумно, крадучись зашел с другой стороны. Держа ружье наизготовку, сощурившись, всматривался в густоту ветвей, откуда неслось недовольное пофыркивание и ворчанье.

Хлопнул выстрел, прошуршала по веткам падающая тушка. Каштан прыгнул, клацнул зубами. Откуда-то сбоку несся Тайгун, треща валежником. Хозяин отпнул его ногой, ошалело блестя глазами, смотрел, как Каштан возится с добычей.

Нагнулся, вынул у собаки из зубов, поднял над головой за хвост довольно черного, крупного соболя.

— Видал, а? Сразу не белку, а соболишку! Мне, мол, некогда с разной там мелкотой возиться! Мне покрупнее подавай, — лихорадочно повторял Нефед и вдруг схватил Каштана, стал целовать его в морду, приговаривая: — Мы с тобой, Катаня, шороху тут наведем, а? Молодец, змей!

Даже слезы выступили у Нефеда от радости. Еще бы! По приметам, если собака первым взяла соболя, значит, соболятницей будет, а это клад, не собака.

Пока мы рассматривали добытого кота, Каштан, ободренный хозяином, азартно рыскнул в кедрач. Убежала и старательная Пулька. Тайгун было тоже заспешил, но хозяин его остановил строгим окриком.

Тайгун стоял рядом, виновато и, казалось, стыдясь смотрел на хозяина.

— Тайгун, поди сюда… — Нефед хлопнул ладонью по коленке.

Пес подошел с опущенной головой, ткнулся носом в ладонь, лизнул ее. Дышал часто, с хрипотцой, черная шерсть на боках слиплась от пота.

Нефед погладил лобастую голову.

— Че, запалился? А ить раньше бегал — ероплан и только. — Повернул ко мне разгоряченное лицо. — Веришь, загонял меня, бывало. Начнет работать — не остановишь. А теперь побегал маленько и язык на плечо. Каюк, брат, отбегался, — гладил собаку Нефед. — Только и осталось на мохнатки пустить. Да и мохнатки из тебя путевые не выйдут — шкура облезлая.

— Не жалко? — спросил я.

— Жалко, конечно, — вздохнул сосед. — Да что толку. Тайга старых и слабых не любит. Нельзя мне его оставлять. Пульку с Каштаном испортит, че я буду потом делать? Это тайга, брат… — говорил он задумчиво. — Пенсию она никому не плотит. Как хошь крутись, а не плотит. Тут либо ты, либо тебя…

Тайгун слушал, моргал желтыми умными глазами, казалось, понимал.

Вечером Нефед застрелил его.

Тень стрекозы

Рассказ

1

После смены леспромхозовский столяр Василий Атясов, мужик сухопарый, длиннорукий и стеснительный, взял в продуктовом бутылку белой. Было это так неожиданно, что женщины, толпившиеся у прилавка, переглянулись и покачали головами, а мужики, которым непьющего столяра частенько ставили в пример, обрадовались и начали гадать вслух: что же такое случилось с Атясовым, что и его наконец-то прорвало?

И Василий, мучаясь от всеобщего внимания, торопливо засунул поллитровку в карман, вышел поскорее из магазина и зашагал прочь.

Возле своего дома он замедлил шаги и, сощурившись, разглядел за стеклами глухие занавески. Значит, Варя еще не пришла из потребсоюза, Сережку она с утра уводит к теще, чтобы не слонялся с мальчишками, а приучался бы помогать в хозяйстве.

Это было на руку Василию: никто не задержит. И он уже хотел было идти дальше, но вдруг будто укололся: из смежного двора, отодвинув сломанную штакетину, на него глядела соседка Федоровна. Вставила в пролом, будто в раму, бурое, похожее на печеную тыкву лицо и глазела, недоумевала, видно, куда это подался Атясов мимо своего дома. А ниже, в пролом же, выставил острую морду нелюдимый старухин пес, будто и ему интересно.

Федоровну еще называли Золотой Рыбкой. Появилась на селе в войну вместе с другими эвакуированными и беженцами. Ходила старуха из дома в дом и гадала на фасоли про фронтовиков. По доброте ли своей, или оттого, что за хорошие предсказания подавали щедрее, но только исход всех гаданий обычно оказывался благоприятным. Вот и прозвали ее так. В благодарность, в насмешку ли — не поймешь.