Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры - [12]

Филипп говорил на македонском, хотя обычно разговаривал с сыном по-гречески, для пользы его образования. Не скованный чужим языком, мальчик увлеченно перелагал речи послов: о десяти тысячах Бессмертных, о лучниках, копьеносцах и воинах, вооруженных топорами; он сообщил также, что лошади под всадниками могут понести, испугавшись запаха верблюдов, и что цари в Индии ездят верхом на черных безволосых зверях, таких огромных, что на их спины можно водрузить башни. Здесь Александр искоса взглянул на отца. Он не желал показаться легковерным. Филипп кивнул:

– Да, слоны. Люди, чьи слова были достойны, как я мог убедиться, доверия, ручались мне, что такие звери существуют. Продолжай, все это весьма полезно.

– Послы утверждали, что люди, приветствующие Великого царя, должны ложиться на землю лицом вниз. Я сказал им, что ты этого не потребуешь. Я боялся, что послов осмеют.

Филипп запрокинул голову и, хлопая себя по коленям, разразился утробным хохотом.

– Они этого не сделали? – спросил мальчик.

– Нет, ведь у них было твое позволение. Даруй то, чего нельзя избежать, и тебе же будут благодарны. Ну, им повезло: они отделались от тебя удачнее, чем послы Ксеркса от твоего тезки, во дворце Эгии. – Он сел поудобнее. Александр ерзал, беспокоя собаку, уткнувшуюся носом в его лодыжку. – Когда Ксеркс навел мост через Геллеспонт и обрушился со своими полчищами на Грецию, он начал с того, что разослал своих послов во все стороны, требуя у племен землю и воду. Горсть земли за страну, фляга воды за реку; это был знак капитуляции. Наша страна находилась как раз на его пути на юг; мы неминуемо оказались бы у него за спиной, и он хотел быть уверенным в нашей покорности. Он послал семерых послов. Это происходило в те времена, когда правил первый Аминта.

Александру хотелось спросить, не этот ли Аминта его прадед, но он не осмелился. Не следовало задавать вопросы о предках, если только те не были богами и героями. Пердикка, старший брат его отца, погиб в сражении, оставив маленького сына. Но македонцы нуждались в сильной власти царя, который смог бы избавиться от иллирийцев и править страной; они умолили Филиппа стать царем. Всякий раз, когда речь заходила о событиях более давних, Александру неизменно говорили, что он все узнает, когда станет старше.

– В те дни здесь, в Пелле, не было дворца, только крепость выше в горах, в Эгии. Мы держались там зубами и ногтями. Западные вожди орестов и линкестидов мнили себя царями; иллирийцы, пеоны[17], фракийцы каждый месяц переходили границу, чтобы захватить рабов и угнать скот. Но все они выглядели детьми по сравнению с персами. Аминта, насколько я мог узнать, не подготовил никаких укреплений. Ко времени, когда прибыли послы, Пеония, которую можно было привлечь в союзники, была опустошена. В итоге Аминта уступил и дал обеты верности, ради блага своей страны. Ты знаешь, кто такой сатрап?

Пес выпрямился и свирепо огляделся. Мальчик погладил его, понуждая лечь.

– Сына Аминты звали Александром. Ему было лет четырнадцать-пятнадцать, и его уже сопровождали телохранители. Он находился в Эгии, когда Аминта устроил там пир в честь послов.

– Он тогда уже убил вепря? – уточнил мальчик.

– Откуда мне знать? Его отец давал парадный обед, и Александр там присутствовал.

Мальчик знал Эгию почти так же хорошо, как Пеллу. Там находились все старые гробницы богов, рядом с которыми справляли все большие празднества; в Эгии же были возведены и царские усыпальницы предков, могильные курганы, вокруг которых вырубали деревья. Входы в них, закрытые массивными дверями из кованой бронзы и мрамора, напоминали пещеры. Существовало поверье, что род прервется, если царь Македонии будет похоронен вдали от Эгии. Когда лето выдавалось жарким, царская семья покидала Пеллу и поднималась туда в поисках прохлады. Ручьи, протекавшие через заросшие папоротником горные долины, никогда не пересыхали. Храня холод снегов, лежащих вверху, они стекали с круч и неслись мимо домов, по двору крепости, пока не сливались в единый поток, который отвесно обрушивался вниз мощным водопадом, скрывающим, наподобие занавеса, священную пещеру. Крепость, старая, хорошо укрепленная, с толстыми стенами, совсем не походила на изящный дворец с колоннами. В огромном зале был сложен круглый очаг, а в крыше проделано отверстие, через которое уходил дым. Когда мужчины пировали, шум эхом отдавался от стен. Александр представил, как персы, с завитыми бородами и в вычурных головных уборах, осторожно ступают по грубому полу.

– Все завершилось попойкой, – продолжал Филипп. – Может быть, персы привыкли к менее крепкому вину, может быть, они возомнили себя всевластными владыками, любая прихоть которых будет раболепно исполнена. Один из них спросил, где благородные женщины, заявив, что в Персии их присутствие на пирах введено в обычай.

– Жены персов приходят на пиры? – удивился мальчик.

– Бесстыдная ложь, которой они никого не могут обмануть. Женщины персов содержатся еще строже, чем наши.

– Наши мужчины взялись за оружие?

– Нет, Аминта послал за женщинами. Женщины из Пеонии уже знали, что такое рабство, их угнали в Азию, потому что их мужчины не подчинились Ксерксу. Справедливости ради должен сказать, что Аминту ждала сходная участь. У него не было армии в нашем понимании. На что он мог рассчитывать – на гетайров из собственных поместий да на разноплеменный сброд, который подвластные вожди если и присылали, то по своему усмотрению, а могли не прислать вовсе, если бы им вздумалось. Ему не удалось захватить Пангейские золотые рудники; это сделал я. Золото, мой мальчик, золото – мать армий. Я плачу моим солдатам круглый год – есть война, нет войны, – и они сражаются за меня, подчиняются моим военачальникам. На юге, там распускают войска на время затишья, и наемники ищут работу, где только могут. Они слушаются лишь собственных полководцев-бродяг, которые, хотя зачастую хороши в своем роде, сами всего лишь простые наемники. В Македонии полководец – я. И вот почему, мой сын, послы Великого царя не заявятся сюда сейчас, чтобы потребовать наши землю и воду.