Небесная тропа - [58]

, жизнью.

– А может быть, надо было плюнуть? – спросил ЭРик.

Штабс-капитан сделал какой-то неопределенный жест и едва не сшиб подсвечник с догорающей сальной свечой.

– Вы правы, – проговорил он глухим голосом. – Я сделался трусом. Смелость сделалась в нынешней жизни непозволительной роскошью.

– Мне известно: вас спас от расстрела Тимошевич.

– А что вы еще знаете? – опять едва заметная ирония появилась в голосе штабс-капитана.

– Мама рассказывала, что потом вы всю жизнь держали под кроватью пару белья, зубную щетку и кусочек мыла, чтобы взять с собой в случае ареста.

Крутицкий остановившимся взглядом смотрел на ЭРика.

– Ч-что еще? – вымолвил он с трудом.

В двадцатые годы вы мыли бутылки на «Красной Баварии» чтобы прокормить семью.

– Дальше… – голос штабс-капитана сел до едва слышного сипа.

– Вы ходили в оперу на галерку, в последний ряд. Туда же приходил ваш товарищ, лишившийся глаза на войне, – мама позабыла его имя. И он… Он сообщал, кто из офицеров, с которыми вы когда-то служили, арестован и… Он говорил об этом на ухо, шепотом и плакал.

– Дальше.

– Больше ничего. То есть я не знаю больше ничего. Мама только это рассказала. Я лично вас не помню.

– Значит, я умру до того, как… Когда же? Впрочем, нет, лучше не говорите. Даже для меня это чересчур – сначала узнать, что жизнь, казавшаяся столь блестящей вначале, быстро превратилась в ничто. Простите. – Он замолчал, будто ожидал, что ЭРик еще что-нибудь скажет, но, не дождавшись, прошептал: – Надеюсь, вы мне просто-напросто снитесь.

– Если угодно, считайте, что так. Человеку из сновидения вы можете доверить тайну Перунова глаза?

– Может быть, и смогу, – штабс-капитан странно улыбнулся.

Он взял со стола толстую, переплетенную в коленкор тетрадь. Секунду медлил. Потом раскрыл тетрадь на последней странице и протянул Эрику.

– Читайте. Эту запись я сделал вчера.

– Он умер? – Кайрос-Шайтаниров дрожал от любопытства и часто-часто взмахивал заушными крылышками.

ЭРик лежал на дорожке сквера, раскинув руки и запрокинув к бледному небу лицо. Глаза его были открыты, и в них отражались плывущие в вышине облака. Несколько прохожих тут же сбились в плотное кольцо вокруг неподвижного тела. Анастасия с трудом растолкала любопытных и склонилась над ЭРиком.

– Он упал с неба, – говорила бойкая пенсионерка в ситцевом платье, мужских носках и калошах. – Я шла, а он буквально перед моим носом грохнулся вот тут, на дорожку.

– Он прыгнул с колоннады собора, – заявил какой-то тип, одетый, как иностранец, но говоривший по-русски без малейшего намека на акцент. – Я успел сфотографировать. – На груди у него в самом деле висел фотоаппарат.

– Невозможно, – веско заявил другой мужчины, из породы знатоков. – Если бы он прыгнул с колоннады, он бы сначала упал на крышу собора. Но даже если предположить, что уже оттуда он спрыгнул вниз, то он разбился бы на ступенях, а никак не здесь, в сквере.

Анастасия сдавила пальцами ЭРиково запястье.

– Он жив! – воскликнула.

– Может быть, «скорую»? – предложила бойкая пенсионерка.

– Помощь ему нужна, но совсем другая, – сказала Анастасия, обводя взглядом толпу. – Иначе он умрет.

Толпа быстро стала редеть. У тех, кто остался, на лицах появилось отстраненное выражение, будто вывеска на дверях магазина: «Закрыто».

– Пустите! – долетел из-за спин стоявших молодой женский голос.

Растолкав любопытных, внутрь круга протиснулась девушка в черном платье в обтяжку с открытыми плечами. Черные блестящие волосы и изумрудные тени придавали ее облику что-то зловещее.

– Пустите, – повторила она и опустилась на колени рядом с ЭРиком.

Анастасия заколебалась, ощутив, что от девушки исходит сила, но какова эта сила, несет она спасение или смерть, определить не смогла.

«Все равно я уже ничем не могу помочь», – подумала Анастасия и нехотя отстранилась.

На мгновение взгляды женщин встретились.

«О да, она многое может, – мелькнуло тут же в мозгу Анастасии. – Если… Если захочет».

Танчо наклонилась и поцеловала ЭРика в губы.

– Думаете, это поможет? – хмыкнул Гребнев. В сквер он примчался вслед за Анастасией и Кайросом, но до этой минуты стоял в толпе любопытных.

– Он возвращается! – с облегчением сообщила Анастасия и выпрямилась.

– Парень в самом деле ездил в трамвае? – недоверчиво спросил Гребнев.

– Вполне вероятно.

ЭРик глубоко вздохнул, глаза его, прежде неподвижно смотревшие в небо, теперь закрылись, и между сомкнутыми веками проступила влага. Он поднял руки к голове, перевернулся на бок и, свернувшись калачиком, как младенец в утробе, замычал от боли.

– Господа, расходитесь, расходитесь! – засуетился Шайтаниров. – Вы что, не видите, у человека падучая.

– Только что говорили, что он спрыгнул с собора, – напомнила правдоискательница-пенсионерка.

– Кто говорил? Кто? Неужели? Немедленно покажите мне этого человека! – закричал Шайтаниров. – Вы говорили? – повернулся он к одетому, как иностранец, господину.

– Понимаете, мне показалось…

– Может быть, вы еще скажете, что видели трамвай возле колоннады?

– Вроде нет… – смутился полуиностранец.

– Ага, не видели! А еще утверждаете, что кто-то куда-то прыгал. Раз не видели трамвая, значит, не видели ничего. – Шайтаниров обхватил наблюдательного господина за плечи. – Мой вам совет: поднимитесь на колоннаду и проверьте. Вдруг он там?