Небесная тропа - [51]

– Ты кто? – спросила Танчо тоном хозяйки.

– Я?.. Я – Светка.

– Слушай, Светка, ты в этих коридорах лучше ориентируешься. Сходи-ка, поищи что-нибудь выпить. Вина или водки. Только не шампанское. Шампанское я уже вылила.

Светка несколько раз удивленно моргнула, но приказу подчинилась.

Надо сказать, что солнце уже светило вовсю, и в комнате сделалось жарко и душно.

Вернулась Светка с двумя бутылками «Изабеллы».

– А где Милослав? – спросила она почему-то шепотом.

– Немного переусердствовал, служа господину Фарну. Потому и пострадал, бедняжка, – улыбнулась Танчо. – А ты что здесь делаешь в такую рань?

– Разве сейчас рано?

– Для встречи с Фарном рановато. Впрочем, неважно, продолжай!

– В том-то и дело, что я… понимаешь… – засуетилась Светка. – Короче, за бабками пришла. Милослав обещал расплатиться утром. – Светка помолчала. – Если б я отказалась, ему бы все равно хана. Так ведь? – спросила она и заискивающе поглядела Танчо в глаза.

– Ну, разумеется! Мы всегда во всем участвуем помимо воли! – кивнула Танчо. – Самое хреновое – это думать, что добровольно влез в дерьмо, которое вокруг булькает.

Светка недоверчиво оглядела Танчо.

– Не похоже, чтобы ты в дерьме валялась, – прошипела гостья зло.

– Ошибаешься, дорогуша! – хмыкнула Танчо. – Как только народ видит каблучки моих новеньких итальянских туфелек, так норовит тут же наложить на дорожку передо мной кучку побольше.

Топот в коридоре возвестил наконец о прибытии Милославовых подручных.

– Хозяин, почему дверь не заперта? – гремел, приближаясь, голос Кошелева.

С шумом троица ввалилась в комнату, все в ржаво-рыжих жилетках ремонтников, с желтыми повязками на головах. Лица красные, разгоряченные, будто булки из печи. У Главняка Кошелева губа разбита, у маленького суетливого Комара синяк под глазом. Третий хромал. Главняк нес, немного отставив руку, грязный холщовый мешок с надписью «сахар». Из мешка на пол что-то капало. Оглядевшись, Главняк положил мешок в угол и прикрыл сверху ковром.

– Господин Фарн вами интересовался, – сообщила Танчо, с любопытством, но без всякой опаски разглядывая вошедших.

– Порядок, – буркнул Кошелек. – Пусть приходит…

– Он не доволен задержкой, – продолжала выговаривать Танчо тоном заправской стервы. Можно было подумать, что она была Фарновой подружкой.

– Да тут один козел… – пискнул было Комар.

– Заткни пасть! – рявкнул Кошелек. – Нам это по барабану.

– Короче, мы свое дело сделали. Теперь баксы гони, – опять пискнул Комар.

Третий подручный уселся за стол, разломил круг одесской колбасы и принялся жевать, яростно работая челюстями, будто три дня ничего не ел. Танчо заметила на его руках и одежде засохшую кровь.

– Откуда взялась эта телка? – вдруг спросил Комар. – Я ее раньше не видел.

– Ее Фарн прислал, – веско бросил Кошелек и подвинул Комара локтем.

«Ребятки этого Фарна боятся, – подумала Танчо. – До колик в животе боятся. Но страх этот им нравится…»

Тут Фарн явился.

Вошел, улыбаясь, будто собирался каждого одарить стодолларовой купюрой. Но Танчо он улыбнулся особо и, обойдя стол, поцеловал ей руку.

– Танечка, радость моя, ну порадовала, ну угодила! – воскликнул он одобрительно и по-барски потрепал ее по щеке, как преданную собачонку. Танчо на этот жест почему-то не обиделась, а, напротив, возгордилась. – Как ваши успехи, ребятки? – обратился Фарн к остальным.

– Все добыли, все принесли, как велено, – пропищал Комар тонюсеньким голоском. – Голову и руку…

– Молодцы, ребята, хвалю! Отметить надо, раз такое дело.

Мужчин уговаривать дважды не пришлось. Комар тут же исчез и так же неожиданно вновь возник с авоськой, полной водочных бутылок.

«Трамвайщики» расселись за столом, – хищные птицы, покрытые налетом ржавчины, собрались на кровавый пир.

Танчо именно так и подумала – «кровавый».

Стаканы наполнились, звякнули и опустели.

– Хороша, зараза! – крякнул Кошелек.

– Эх, от первой до второй промежуток небольшой, – пискнул Комар.

Все вновь остаканились. Хмель Танчо не брал, будто не водку она пила, а воду. Только тело все легчало, легчало, и уже стало казаться, что сейчас оттолкнется она от плоской спинки неудобного старинного стула и полетит по воздуху, плеща руками.

– А мне Рика жалко, – роняя слезу, шепнула Светка на ухо Танчо.

– Рика? – переспросила та.

Так это Рик там?.. Она глянула в угол – туда, где прикрытый ковром, лежал мешок. На миг ей показалось, что мешок под ковром шевелится, будто внутри что-то живое. Не успел, значит, Рик вернуться. Не смог. Внутри все содрогнулось от непомерной жалости, в то время как оболочка, скаля зубы в подобострастной улыбке, чокалась с Фарном.

– Я…я долго ждал этого часа, – нараспев произнес Фарн, будто певец, пробующий голос перед выходом на сцену.

Его голос всех завораживал – даже «трамвайщики» замирали с раскрытыми ртами, когда Фарн начинал говорить. С их губ на стол шлепались комья недожеванной колбасы.

– То, что когда-то было украдено у меня, теперь наконец принадлежит мне по праву! – Фарн поднял наполненный темно-красным вином хрустальный бокал (единственный редкостный бокал среди плебейского сборища дешевых рюмок и стаканов) и медленно осушил его.