Небесная глина - [2]

Медленно тая, как соль земли.

Живя, мы сделали, что смогли —

Небесной глины мы стали комом.

Июнь 2012 г.

«Давай с тобой вернемся в старый дом…»

Давай с тобой вернемся в старый дом,

Где пол скрипуч и беспокойны тени,

Где вечными мышами пахнут сени,

Где будущее видится с трудом.

Где пыль на стопке старых книг лежит,

Где светел луч, пробившийся снаружи,

Где моль над желтым абажуром кружит,

Где паутинка на окне дрожит.

Где печь не топлена уже который год,

И где известкой выбелены стены.

Где двери помнят встречи и измены,

Где жил наш род…

Чернеет перекошенный забор,

Спит огород, не тронутый лопатой.

И тополиный пух летит, как вата,

К подножию небесных белых гор.

11 марта 2004 г.

Лыжники

1

Оставим след, оставим странный след

На белой простыне шального поля,

Где волки беспокойно ищут волю,

Где ежится задумчивый рассвет.

Лыжня! Лыжня! И мы с тобой бежим,

Глотаем жадной глоткой вольный воздух.

Хотелось бы, пока еще не поздно,

Сбежать от разъедающей нас лжи.

На теле проступает тайный пот,

А мы бежим, и снег хрустит под нами.

И зарево зари встает, как знамя,

Как рана, что уже не заживет.

2

Оставим след, оставим странный след

Посереди разорванной России.

Мы наши идеалы износили,

Как одеяло или теплый плед.

Ах, вечный спор! О, этот вечный спор

О том, как жить, о том, что будет с нами.

Полк, потерявший в одночасье знамя,

Расформируют за его позор.

Но мы живем. И что нам идеалы?

Мы наплевали на своих отцов.

Где небосвод по-зимнему свинцов,

Мы просто свора лыжников усталых.

И мы плывем по снегу — в никуда.

Мы предали, но нас уже простили.

И белым полем стала вдруг Россия.

Но скоро не останется следа

От нас, от нас. Расклад пошел такой.

Рассвет — в утиль. Горят одни закаты.

Конечно, братцы, все мы виноваты.

Ну, что поделать, коль расклад такой.

Оставим след. Мы свой оставим след

Посереди разорванной России.

Мы уступили не уму, но силе,

Хотя и оправдания нам нет.

Над нами жадно зарево цветет,

За нами фосфор белоснежной пыли.

Ну что сказать? Конечно, все мы были.

И лыжи режут наста колкий лед.

Мы — лыжники, летящие в метель.

Мы жили так нелепо, бестолково.

Вот если бы опять, вернее — снова…

Но ждет нас в доме теплая постель,

Врач, шприц. палаты кафельные льды,

Толпа родных, застывшая у гроба.

А дальше — бесконечная дорога

И снег, что заметает все следы.

22 февраля — 8 марта 2004 г.

«Мы начинали жить. Деревня уже умирала…»

Мы начинали жить. Деревня уже умирала.

В маленькой школе, где крышки изрезанных парт,

Мы доставали ручки из деревянных пеналов.

Шестидесятые годы, и на дворе — март.

Старые велосипеды. Пруд, где мы все купались.

Киноплощадка летняя, где бушевал Геракл.

Шаткий Дом пионеров. Первый народный танец.

И бесконечность споров, и неизбежность драк.

Поле аэродрома с нашим футбольным полем.

Ночью над ним открывалось небо, полное звезд.

Яблоки и арбузы мы воровали вволю,

И не скрывали смеха, и не скрывали слез.

Время сплошных затмений, мы все не понимали

То, что приходит время взрослых глупых забот.

Мы обещали многое, только тогда не знали —

Лету не переходят, даже узнавши брод.

Темному отраженью зеркало знает цену.

Радостная охота — чтобы на взлете, влет!

Поздно играть в героев и выходить на сцену —

Слышишь? Играют Шопена, даже не зная нот.

Маленькие наполеоны лягут, скрестивши руки.

В желтых спокойных пальцах тающая свеча.

Кончилось все на свете. Кончились все науки.

Черный пиджак помятый, словно с чужого плеча.

Кто-то, кто все придумал, кто-то, кто все запомнил,

Тряпкой махнул небрежно, взял и картину стер:

Поле, а в поле — кони.

Ночь, а в ночи — костер.

14 января 2004 г.

«Ты не грусти, что мир уже не тот…»

Наталье Беляновой

Ты не грусти, что мир уже не тот.

Тот мир ушел, а мы с тобой остались.

Ты помнишь, в детстве мы с тобой ругались.

Обнимемся тесней, растопим лед.

На смену прежнему пришел зубастый век.

Бедней друзьями и богаче верой.

Не оценить его вчерашней мерой,

Нельзя ведь взвесить прошлогодний снег!

Все позади, ну, как там ни крути.

А все-таки как весело нам было.

Любили мы, а сколько нас любило

На суматошном жизненном пути!

Страстями жили мы. Какой в том грех?

Страшнее жить рассудком в полной мере.

Ведь жизнь — всегда утраты и потери.

Надежней нет в столетье нашем вех.

Век двадцать первый, плотоядно скалясь,

Доел страну и доедает жизнь.

Сестренка! Не грусти, а улыбнись —

Наш мир ушел, но мы пока остались.

10 декабря 2013 г.

«И вишни в цвету, и город в дыму…»

И вишни в цвету, и город в дыму,

И наших фантазий печальный пепел,

Наверное, облик грядущего светел,

Но только не тянет меня к нему.

А мне бы пожить на земле сейчас,

А мне бы смотреть на людей и кошек,

Кормить воробьев обедом из крошек

И видеть бусины жадных глаз.

А мне бы с друзьями пить вино,

А мне бы бродить по лугам зеленым,

Прибить скворечник над веткой клена,

Кому там жить — не все ль равно?

Февраль 2010 г.

«Тихий дворик, где играют в домино…»

Тихий дворик, где играют в домино,

Пьют в кустах дешевое вино,

Где в песочнице играет детвора,

И ограда потемневшая стара.

Где влюбляются уже в двенадцать лет,

Где встречают полупьяными рассвет.

Там беседка сохранила звук гитар,

Тихий шепот обнимающихся пар.

Я спросил себя: «Послушай ты, старик!

Для чего ты в этом дворике возник?

Время речка, куда дважды не войти,