Неандертальский параллакс - [41]

Слово имела Даклар Болбай, обвинитель Адекора. Вентиляторы гнали воздух от северной стены помещения к южной, у которой сидела арбитр Сард, следя за разворачивающимся перед ней действием с бесстрастным выражением на изрезанном морщинами лице. Вентиляторы служили двоякой цели: они несли к ней феромоны обвиняемого, которые иной раз говорили красноречивее слов, и не давали обвиняемому или обвинителю, расположившимся у северной стены, учуять её собственные феромоны и таком образом определить, какие аргументы производят на неё большее впечатление.

Адекор много раз виделся с Класт и поддерживал с ней хорошие отношения — в конце концов, это была партнёрша Понтера. Но в Болбай, партнёрше Класт, похоже, не было ни грамма её теплоты и доброго нрава.

Болбай была одета в тёмно-оранжевые штаны и тёмно-оранжевую блузку; оранжевый всегда был цветом обвинения. Адекор, в свою очередь, был одет в синее, цвет обвиняемого. Сотни зрителей, примерно поровну мужчин и женщин, собрались на другой половине помещения; доосларм бадасларм по делу об убийстве явно считался событием незаурядным. Жасмель Кет была здесь, и её сестра Мегамег Бек. Партнёрша Адекора Лурт присутствовала тоже; она крепко обняла его, как только пришла. Рядом с ней сидел сын Адекора Даб, того же возраста, как и малышка Мегамег.

И конечно же, присутствовали почти все салдакские эксгибиционисты; в данный момент нигде не происходило ничего интереснее этих слушаний. Несмотря на своё незавидное положение Адекор был обрадован, увидев Хавста во плоти — его трансляции он смотрел большую часть жизни. Он также узнал Луласма, любимца Понтера, и Гаулта, и Талока, и Репета, и пару других. Эксгибиционистов было легко заметить: они были обязаны носить серебристые одежды как знак общедоступности того, что транслирует их компаньон.

Адекор сидел на табурете; вокруг него было много свободного места, что позволяло Болбай во время своей речи ходить вокруг него кругами, что она и делала, демонстрируя явную склонность к театральным эффектам.

— Так скажите нам, учёный Халд, чем закончился ваш эксперимент? Удалось ли вам факторизовать ваше число?

Адекор покачал головой.

— Нет.

— То есть, подземное расположение не помогло, — сказала Болбай. — Чьей идеей было проводить эксперименты с факторизацией под землёй? — Её голос был низковат для женщины — глубокий и раскатистый.

— Понтер и я приняли это решение совместно.

— Да, да, но кто первым предложил эту идею? Вы или учёный Боддет?

— Я не уверен.

— Это были вы, не так ли?

Адекор пожал плечами.

— Это мог быть я.

Болбай встала перед ним; Адекор демонстративно не следил за ней взглядом во время её передвижений.

— А теперь, учёный Халд, расскажите нам, почему вы выбрали это место?

— Я не говорил, что выбрал его. Я сказал, что я мог это сделать.

— Хорошо. Тогда скажите, почему для вашей работы было выбрано именно это место.

Адекор нахмурился, прикидывая, насколько глубоко стоит вдаваться в детали.

— Землю, — сказал он, — непрерывно бомбардируют космические лучи.

— Что это такое?

— Ионизирующее излучение, приходящее из космического пространства. Поток фотонов, ядер гелия и других ядер. Когда они сталкиваются с ядрами атомов в нашей атмосфере, они порождают вторичное излучение — в основном, пионы, мюоны, электроны и дутар-лучи.

— Они опасны?

— Нет; во всяком случае, в количествах, производимых космическими лучами. Но они влияют на чувствительные инструменты, поэтому мы хотели поместить наше оборудование в место, экранированное от космических лучей. А Дебральская никелевая шахта расположена поблизости.

— Вы могли разместиться в каком-либо другом месте?

— Полагаю, могли. Но Дебральская шахта уникальна не только глубиной, хоть это и самая глубокая шахта в мире, но и чрезвычайно низкой собственной радиоактивностью окружающих горных пород. Уран и другие радиоактивные элементы, присутствующие в других шахтах, испускают заряженные частицы, которые могут повредить наши инструменты.

— Так что внизу вы были надёжно экранированы от всего?

— Да; от всего, кроме, я полагаю, нейтрино. — Адекор уловил изменение выражения лица арбитра. — Крошечных частиц, которые беспрепятственно пролетают сквозь твёрдые тела; против них не может быть защиты.

— Не были ли вы экранированы от кое-чего ещё в вашей шахте? — спросила Болбай.

— Я не понимаю вопроса, — сказал Адекор.

— Тысячи саженей скалы между вами и поверхностью. Никакое излучение не в силах до вас добраться — даже космические лучи не в силах пронзить эту толщу.

— Именно так.

— И никакое излучение снизу не способно достигнуть поверхности с того места, где вы работали, не так ли?

— К чему вы ведёте?

— Я веду к тому, — сказала Болбай, — что сигналы ваших компаньонов — вашего и учёного Боддета — не доходят до поверхности, когда вы в шахте.

— Да, это так, хотя я даже не думал об этом до вчерашнего дня, когда мне на этот факт указал принудитель.

— Даже не думали? — с подчёркнутым скептицизмом переспросила Болбай. — С момента вашего рождения у вас есть персональный куб памяти в павильоне архива алиби, прилегающем к зданию Совета, в котором мы находимся. Он записывает всё, что вы делаете, каждое мгновение вашей жизни, передаваемое вашим компаньоном. Каждое мгновение вашей жизни — кроме тех, что вы провели глубоко под поверхностью земли.