Не зови меня дурой - [27]

Но, когда она уселась на подоконник, я увидел у нее в руках пистолет.

– Если придет автобус – я застрелюсь, – спокойно сказала она. – Троллейбус… – Она задумалась, заглянула в мои испуганные глаза и спросила: – Если придет троллейбус, что мне сделать?

– Где ты взяла этот пистолет? – тихо спросил я.

– У отца стащила. Так что мне сделать? – опять спросила она. – Может, убить тебя?

Я кивнул, что согласен. Не знаю почему, но я был уверен, что она не спустит курок. Я подошел ближе, уперся в ее колени и стал смотреть в окно.

С городским транспортом явно были какие-то проблемы. Она сидела на подоконнике, часто и тяжело дышала, смотрела в окно. Я раздвинул ее ноги, отобрал пистолет, кинул его на диван и стал медленно расстегивать пуговицы на блузке. Она подняла голову. Я начал ласкать ей грудь, а потом резко вошел в нее. Она вскрикнула и прижалась ко мне. Я почувствовал на шее ее теплые слезы и впервые услышал от нее: «Я люблю тебя».

С того дня мы не скрывали наших отношений, постоянно держались вместе, ходили взявшись за руки и, казалось, навсегда забыли, что еще недавно играли в такую странную и жестокую игру.

В начале десятого класса мои родители получили долгожданное разрешение на выезд в Израиль. Долгожданное для них, но не для меня.

Ветта, когда узнала, что я уезжаю, перестала ходить в школу. Она лежала дома в кровати и тупо смотрела в потолок.

– Пойми, я очень хочу уехать. Очень. Но я приеду за тобой, – уговаривал я ее. – Как только мне исполнится восемнадцать, я вернусь, мы поженимся и ты поедешь со мной как моя жена.

Она мотала головой и плакала.

– Не веришь?

– Нет, не верю. Ты забудешь про меня. Женишься на какой-нибудь еврейской девочке. – И она опять принималась плакать.

– Хорошо. Ты мне не веришь? Тогда сделаем вот что.

Я взял ее на руки и понес к окну.

– Мне ты не веришь. А игре своей поверишь? Она смотрела на меня и не понимала, о чем я говорю.

– Если первой приедет маршрутка и оттуда выйдет женщина с ребенком на руках, ты поверишь, что я приеду за тобой?

Она кивнула и уставилась в окно.

Через пару минут к остановке подъехала маршрутка, и первой из нее вышла женщина с маленьким ребенком на руках.

Ветта меня обняла и сказала:

– Я буду тебя ждать. Очень-очень.

В аэропорт она не поехала.

Когда мы устроились на новом месте, я стал писать ей письма. Старался писать каждый день. Но у меня не получалось. Английский, иврит, новые друзья… Я сократил переписку сначала до двух-трех писем в неделю, а потом до одного.

Я по-прежнему продолжал ее любить, и то, что я вернусь за ней, было таким очевидным, что я даже думать не мог, что она начнет сомневаться во мне. Она писала каждый день, потом все реже и реже.

Когда письма перестали приходить совсем, я позвонил ей домой. Трубку взяла мама. Я попросил позвать Ветту.

– Ветты нет, – сказала она пьяным голосом.

– А где она, знаете?

– Знаю. Далеко твоя Ветта, – ответила она грубо и бросила трубку.

Я долго страдал. Мучился. Не мог понять, почему она так поступила. Ведь она любила меня. Неужели так быстро, всего за каких-то пару месяцев, можно разлюбить? Я задавался этим вопросом, но ответа не находил.

Моя судьба сложилась так, что из Израиля родители переехали в Америку. Я закончил в Бостоне университет. Через пару лет женился.

В один воскресный день решил пойти на пляж. Осень уже вступила в свои права, дав ветру все полномочия в тот ненастный день.

Я пошел прогуляться вдоль пляжа и увидел, как один мальчуган пытался запустить воздушного змея. «В такую погоду, – подумал я, – лучше всего сидеть в уютном кафе и попивать чай с лимоном».

Но малыш пытался, а я стоял, наблюдая за его неудачными попытками, и вдруг вслух сказал:

– Если он его запустит, значит, у нее все хорошо. Значит, она счастлива. Моя Ветта.

Малыш сделал еще одну попытку, и воздушный змей взмыл высоко в небо. Он парил, как птица, казалось, что сам ветер подчинился ему и выполнял его команды.

Я поднял руки вверх, засмеялся и крикнул:

– С тобой все хорошо, моя Ветта!

А спустя пару месяцев судьба закинула меня на родину. По работе.

Я пошел в гости к другу-однокласснику. Мы сидели на кухне, пили коньяк, и я мимолетом, как бы не особо интересуясь, спросил про Ветту.

– А ты не знаешь? – удивился он.

– Что?

– Ветта застрелилась. Почти сразу после того, как ты уехал.

Я побледнел:

– Не может быть. Она писала мне письма. До лета.

– Да, точно. Где-то летом она и застрелилась.

– Как? – Я все еще ничего не понимал. – Нет, – не поверил я ему, – с ней все должно быть хорошо!

Друг ничего не сказал и только пожал плечами.

Медленно, как во сне, ничего не объясняя, я вскочил и побежал в знакомый подъезд, на самый любимый в мире пятый этаж; сначала позвонил в дверь, услышав шаги, начал тарабанить в дверь изо всех сил.

Дверь открыл отец Ветты. Он еле держался на ногах.

– Как это случилось? Как? – спросил я и схватил его за ворот рубашки.

Он сначала попытался вырваться, но я втолкнул его в квартиру, закрыл дверь и, прижав к стенке, повторил вопрос:

– Как она застрелилась? Где?

– На подоконнике нашли…Ты… ты не знаешь почему? – спросил у меня ее отец, но я стал его бить по лицу. Потом понял, что если кто и виноват, то только я, присел на корточки и зарыдал.