Не заплывайте за горизонт, или Материалы к жизнеописанию одного компромиста - [48]

- В старых книгах - я имею в виду книги, которые старше нас и которые, следовательно, заведомо держали в руках другие люди, - почему-то всегда почти до болезненности внимательно вглядываешься в подчеркнутые строки и карандашные надписи на полях, от времени нередко почти стершиеся и разбираемые лишь с трудом. Быть может, это неизъяснимая магия времени заставляет нас с неуместной, в сущности, сосредоточенностью раздумывать над ними. Не исключено, впрочем, что эти маргиналии, не нами и не для нас писанные, всего лишь делают этот экземпляр - нашей книгой, единственной в своем роде.

- Неминуемый и неизбежный интерес к Другому Читателю, к человеку иного времени и уже хотя бы поэтому отчасти иной культуры - интерес культур-палеонтолога, реставрирующего чуждый тип мышления, исходя из того, в сущности, шаткого основания, что маргиналии сочинялись и, следовательно, хоть отчасти дозволялись раньше - в то время. В общем, это вполне подобно тому интересу, с каким мы оба, полагаю, прочитали бы рецензию на премьеру "Медеи", если б только удосужился ее сочинить какой-нибудь афинский демо-критик: тут тоже основания не столь уж тверды, как, впрочем, и устои демократии.

Обмен явно импровизированными рассуждениями на потрясающе животрепещущую тему прошел до крайности слаженно, и это, казалось бы, должно было Толика насторожить; более того, уже тогда, в самом начале, Толик мог бы, если бы пораскинул мозгами, предсказать, чем все это кончится. Но, как ни удивительно, тогда все показалось ему вполне естественным, - или просто лень было раскидывать мозгами? Неожиданным образом возмутился другой.

- Медея? - вскинулся критичный Дима. - А что медея-то. Ну, если, понятно, тот, кто написал, он классик, то все-таки...

- Спасибо, - откликнулась Софья. - Ты избавил меня от труда формулировать мою мысль, друг Деметрий. Истинно говорят: Vox populi... Да, Толь, ты не стесняйся, подходи к столу, наливай и закусывай, если, конечно, найдешь чего.

Толик решил послушаться, но, подойдя к столу, был несколько напуган. То есть какое там "несколько"! Толик был здорово ошарашен, когда увидел, как со стула, казавшегося столь пустынным, что именно туда Толик и собирался поместить свой зад, начал, медленно разворачиваясь и сосредоточенно урча, подниматься некий предмет. Через несколько секунд предмет был идентифицирован Толиком как гуманоид, одетый в пиджак и серую рубашку, имевший пару верхних конечностей, а также, вероятно, пару нижних. Одна из конечностей протянулась к стоявшему на горизонтальной плоскости цилиндрическому прозрачному контейнеру и приблизила его к головному отделу с целью визуального обследования.

- Налейте! - сказал гуманоид человеческим голосом.

По-прежнему обалдевавший Толик с совершенно, видимо, идиотским выражением на роже наполнил стакан каким-то красным вином, которого он не знал, но которое было в изобилии и не внушало ему доверия. Гуманоид подверг содержимое контейнера оральной утилизации, после чего вернулся в исходное положение. Стул вновь казался незапятнанно чистым.

- Это... Это? - Толику удалось наконец задать вопрос.

- Это Гомеостат, - разъяснил Дима. - Он уже вторую неделю так.

- Надо же! И с чего бы?

- Не знаю, - сказала Софья. - Кажется, он приехал в институт поступать. Или, может, это его квартира - не все ли равно?

Толику почему-то казалось, что не все равно, более того, ему казалось, что Сашке должно быть еще менее все равно, но Сашка чего-то там так уж застрял в Софьином углу, то есть все понятно, Толик, может, и сам бы застрял, но у Толика-то прописка есть, постоянная притом, а Сашка что скажет своему геологу или кто он там, когда вернется тот из своего Магадана - или все-таки Могадишо? Дима уловил и правильно понял его недоумение.

- Да кто его знает, кто тут хозяин, разве только...

И Дима с похабством во взоре кивнул на дверь, которая как раз и должна была вести в комнату, где геолог оставил свои пожитки. Толику стало несколько спокойнее: нет хозяина, так и бог с ним, есть зато некто, хозяина замещающий. И, словно был Дима телекинетиком, дверь распахнулась.

- А тут, я вижу, не без новых людей!

Толик даже вздрогнул от неожиданности, хотя как раз и рассуждал о человеке из второй комнаты, который вроде хозяина.

- Дефлоринский, - представился вроде.

- Из французов? - услышал Толик внятный Сашкин шепот.

- Mais non, - отозвалась Софи. - По-моему, всего лишь из семинаристов. Может быть, даже филолог.*

- Ну что же, - продолжал Дефлоринский, - располагайтесь, будьте как дома.

- И тебе того же желаем, - сказал Дима-критик.

За Дефлоринским показалась некая девица - вполне ничего, решил Толик, немного на Катеньку похожа, на ту и другую. Ясно, чем они там занимались, чем еще может заниматься семинарист с такой фамилией. Подумал так Толик и решил, что, следовательно, получается он ничуть не лучше Димы, а Дима почему-то с самого начала был ему неприятен.

Ну вот и пришли, теперь уж точно и окончательно пришли, тоже мне, Л.Блум выискался, вообще-то в таких случаях нисходить положено, а то низвергаться или, того пуще, низверженным быть, а вокруг и впрямь демоны - бесы то бишь. Дефлоринский - это просто, это вполне в духе раннеханжеского христианства, как было бы здорово, если бы других грехов не существовало, впрочем. Тут, как ни странно, вполне уютно, даже и не ожидал, хоть, собственно, почему бы не ожидать, если все равно ничегошеньки не знаешь о месте, куда идешь, может, не пришли еще, иначе Толик-то как бы сюда проник, Толику здесь делать нечего, есть у него корова, чтоб молнии метать, и хватит с него, скорее бы, дойти-добраться-дождаться, все-таки должно же быть, не может не.