Не заплывайте за горизонт, или Материалы к жизнеописанию одного компромиста - [4]

Никто, по счастью, не заметил, что он взял из тумбочки пачку чая и бутылку со спиртом. Чай-то ладно, а за спирт могло по пьяной лавочке и достаться, пусть он даже технический и выдан был именно Толику именно для спиртовки. Вода была в колодце, и Толик в изрядной мере протрезвел, пока возился с ведром и воротом.

В лаборатории было пусто, темно и приятно. Толик включил скудную желтую лампочку и прошелся по комнате. Было вокруг трезвенно, спокойно и добропорядочно: стоял бинокуляр, стоял микроскоп, лежали книжки, карандаши, тетрадки, даже логарифмическая линейка, которой тут вроде и нечего было делать, тоже была нужна - для интерьера.

Горела спиртовка, грелся чайник, и надо было дождаться кипения. Толик прошелся по комнате еще раз, подумал и уселся за Серегин бинокуляр - просто так, он не сразу даже сообразил, почему из всех стульев выбрал именно этот, но потом все же понял.

Покопавшись в коробках, он отыскал-таки того недоопределенного жучка и сунул его под бинокуляр. Лампа, к счастью, работала, определитель лежал тут же, на столе, был он толст и подробен до чрезвычайности. Едва ли в данном случае требовалась столь душераздирающая доскональность, но Толику хотелось острых ощущений. И ощущения он получил, потому что пропустил вопрос о тазиках задних ног и теперь мчался по книге, останавливаясь порой, чтобы посмаковать латынь тех семейств и родов, к которым жук не принадлежит.

Серега, как Толик и думал, позволил себе бессовестно смухлевать, жук, как Толик и думал, был знакомый и никакого отношения к Дальнему Востоку, как Толик и думал, не имел и иметь не мог. За подтасовку результатов исследователей надо сурово карать, подумал Толик, да уж ладно, обойдемся с Серегой милостиво, когда соизволит проснуться. Но все равно, негодяй, какой негодяй, подумал Толик.

Чайнику пора было уже и закипеть, но чайник все маялся на спиртовке, поэтому вполне можно было что-нибудь еще учудить.

Учудить можно было много всякго, и Толик начал с самого простого и доступного из чудес: зачерпнул каплю воды из какой-то банки с водорослями и поместил под микроскоп.

Нет, никто и не думает отрицать, что есть особое наслаждение в работе на пределе разрешения, с иммерсией, разумеется (в начале века писали "иммерзия", а Нинка говорит "эмерсия"), и все же... Все же Толик полагал, что даже и десятикратный фазовый объектив дает вполне достаточно пищи для склонного к сомнительным спекуляциям ума. Он настроил микроскоп тщательно и подробно...

Мечется по полю всякая мелочь (Толик не удержался, прибавил увеличение нет, просто прелесть, что за зверушки). Сидят сувойки, весело фильтруют, такие аккуратные и довольные собой, что прямо завидно становится. Гуляет всякая мелкобродячая инфузория, ну, этих подробно не рассмотришь, пока живы, а вот это вот... Ого!

Дилептусы Толику попадались редко**, да и то все обычно некрупные, такие, что даже и неудобно величать хищной инфузорией, а тут... Это был какой-то диплодок, он уже почти не мог плавать и разместил свое диплодочье, набитым мешком тулово между мертвыми нитями водорослей, а длинный гибкий хобот быстро, только что не со свистом носился туда-сюда, всякий раз как-то неожиданно изгибаясь. Он уже нажрался до последнего предела, ему, наверное, скоро должно стать худо, еще немного, и он просто лопнет, насытив акваторию желудочным соком, - но он все размахивал хоботом, убивал все, что попадалось, и поглощал все, что мог убить. Большие рыбы, пожирающие маленьких... Смотреть на него было противно, и при этом было в нем что-то настолько первозданное и мощное, не озабоченное вопросами морали, что не смотреть тоже не получалось. Толик все возвращался к этому гнезду среди дохлых водорослей, а там все суетился длинный, неприлично тонкий для такого тела хобот. Хватит, решил Толик и вернул это чудище в банку.

В таких занятиях, в спокойном, без суеты наблюдении за жизнью капли воды, где жизнь так и кишит, было нечто от старины, и Толику стало даже обидно, что у него такой простой-стандартный микроскоп, что все кругом... модерновое, так сказать. Было бы здорово, будь здесь сооружение высотой со стул, латунно сверкающее, со множеством винтов и рукояток. А за этим варварским великолепием сидит на высокой дубовой скамье - не исследователь даже, а естествоиспытатель в строгом черном сюртуке. Впечатления записывает. Гусиным пером.

Чайник все не закипал, и Толику это надоело. В конце концов, вот в Японии, говорят, есть любители заваривать градусах так при шестидесяти. Толик последовал их примеру и уселся перед чайником - наблюдать, как из отверстий в стеклянном стаканчике выползают красновато-коричневые струйки. Было красиво, и Толик любовался, пока не вспомнил, что чашки-то нет и пить, следовательно, придется из носика. Надругательство над благородным напитком, разумеется, но уж ладно. Плохо вот, надо дожидаться, пока остынет.

Толик выбрался на крыльцо. Черное небо, на небе звезды, за спиной темное здание, в руке сигарета - чего еще желать? Вот только слишком уж доносился из их комнаты магнитофон, заглушаемый по временам пьяным матом. Ругался, как ни странно, Серега, неужели его так развезло, что Нинки не стесняется? Было бы, разумеется, кого стесняться, но Толик бы на его месте не стал. Или уже смылась Нинка? Все равно: чего зря шуметь, вдруг кто-нибудь услышит и вспомнит, что на биостанции, вообще говоря, сухой закон! С другой стороны, сам Толик уже был вполне в здравом рассудке, и не было ему, решил он, дела до этой пьяни.