Не замужем. Секс, любовь и семья за пределами брака - [47]
В наши дни демографы присматриваются к новому социальному феномену – добровольной бездетности. Специалисты считают, что это явление стало возможным и широко распространилось на основе «контрацептивной революции»[187].
Постсоветская пресса оценивает однозначно негативно опыт людей, чьи жизненные планы не включают родительство:
Чайлдфри, кто не в курсе, – это люди, которые не желают размножаться. В принципе. Наотрез. Это такая новомодная «философия». Программа за программой, статья за статьей «свободные от детей» поступательно наращивают экспансию на информационное пространство.
И даже одерживают первые победы, лишая публику и самообладания, и дара речи. Вот-вот зашевелится червячок сомнения: есть ли вообще материнский инстинкт? Итак, материнский инстинкт, как и гравитацию, мы не можем отменить. Почему тогда от него открещиваются? Психиатры знают, что искажение инстинктов говорит о глубине поражения психики и ухудшает прогноз заболевания.
Мы это наблюдаем у больных шизофренией или психопатией. Так что настроения чайлдфри – сигнал очень тревожный, прежде всего для самих идеологов движения[188].
Мотивы добровольной бездетности могут быть разные – от страха перед физическими аспектами воспроизводства и нелюбви к детям до финансовой неуверенности и реализации жизненных ценностей в других сферах жизни[189].
Но массовая печать, ориентируясь на достижение драматического эффекта при обращении к теме чайлдфри, не принимает во внимание ни многообразия персональных факторов, ни социальных условий, влияющих на принятие репродуктивного решения.
Отказ от родительства описывается в терминах психопатологии, но у бездетной женщины нет и права «хотеть ребенка слишком сильно».
Российский социолог Ольга Исупова, исследуя, как в популярном воображении конструируется отношение к «искусственным» способам зачатия, отмечает, что «слишком сильное желание» родить паталогизируется, как и отсутствие желания рожать.
С точки зрения «здравого смысла» аномальными считаются добровольно бездетные, многодетные и те, у которых не получается зачать легко и естественно, но они все равно хотят «размножиться».
Исупова показывает, что в массовом сознании степень враждебности к людям, которые прибегают ко вспомогательным репродуктивным технологиям, с годами становится меньше, но ее место занимает настороженность[190].
Если описание бездетности граничит с «заболеванием» и обозначается в терминах психиатрии, то «одиночному» материнству приписывается такой антиобщественный порок, как эгоизм:
Была одинока? Всю жизнь мечтала о ребенке? Возможно. Но мне почему-то кажется, что движущая сила всей этой истории – эгоизм. Причем явление под названием «родить ребенка для себя» сегодня обретает массовый характер.
Тенденция, конечно, не новая. Такие мысли были и у советских женщин. Помните фильм «Ребенок к ноябрю», в котором героиня подыскивала кандидатуру отца для будущего ребенка среди незнакомцев? Но в последние годы желание родить для себя возводится в культ. Мол, мужчин для создания семьи на всех не хватает.
Моя знакомая, отчаявшись выйти замуж, когда ей перевалило за 30, поставила себе цель – во что бы то ни стало родить ребенка. Кто будет отцом, для нее было неважно. Главный критерий – здоровый и внешне более-менее терпимый. Женатый или холостой – не имеет значения, ведь семью с ним создавать она не собиралась.
Мечту свою знакомая осуществила. Правда, после рождения дочери с головой ушла в работу, пытаясь прокормить малышку и одеть так, чтобы ребенок не чувствовал себя обделенным. В итоге дочь почти никогда не видит свою маму и оттого выглядит очень несчастной…[191]
Таким образом, любое репродуктивное решение незамужней женщины, будь то добровольный отказ от детей или поиск альтернативных сценариев родительства, оценивается негативно.
Регулярное обращение медиа к этой теме и культура, оправдывающая вмешательство в приватную сферу, складываются в идеологию морального давления, которое заметно даже женщинам, воспитывающим детей.
М., 41 год, предпринимательница, разведена, есть дочь:
Я рада, что у меня есть дочка. В то же время я думаю, что, если бы ее не было, я бы гораздо раньше достигла состояния внутренней гармонии. Хотя не знаю, как бы я справлялась с этим давлением общества по поводу детей. Может быть, я сожалела бы. Или создала бы себе что-то, что могло сделать меня счастливее. Спасибо дочке, что она у меня есть. И что я не размещаю в детей собственное счастье.
Я могу заниматься поиском его где-то еще. И не думать, что оно само придет, как только я рожу. Второго ребенка я категорически не хочу. Чем старше я становлюсь, тем мне больше нравится, что я выхожу из детородного возраста. Это открывает совершенно новые жизненные перспективы.
В отношениях с мужчинами, которые у меня были, всегда присутствовал вопрос: не родила ли бы я кого-нибудь еще? А поскольку мой ответ: нет, не родила бы, – то этот вопрос повисал пустотой между мной и мужчиной. А когда мне стало порядка сорока, я увидела, как это выглядит, если мужчина интересуется только мной. Мне очень нравится, когда я интересую его как женщина, а не как мать малыша. Сейчас я свой возраст стараюсь как можно скорее назвать при знакомстве.
Хочу ли я заводить детей? Надо ли мне для этого вступать в брак? Что я думаю о приемных детях и новых репродуктивных технологиях? Что для меня «слишком рано» и «слишком поздно», если думать о материнстве? Придется ли мне выбирать между карьерой, финансовой независимостью и заботой о детях? Всего несколько десятилетий назад большинство советских женщин не задавались этими вопросами. В предшествующую эпоху раннее материнство являлось безусловной ценностью и нормой. сегодня многие современницы впервые в истории «нашей части света» имеют дело с феноменом «репродуктивного выбора».
Опубликовано в журнале «Левая политика», № 10–11 .Предисловие к английскому изданию опубликовано в журнале «The Future Present» (L.), 2011. Vol. 1, N 1.
«Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи», – эта библейская мысль, перерожденная в сознании российского человека в не менее пронзительное утверждение, что на праведнике земля держится, является основным стержнем в материалах предлагаемой книги. Автор, казалось бы, в незамысловатых, в основном житейских историях, говорит о загадочном тайнике человеческой души – совести. Совести – божьем даре и Боге внутри самого человека, что так не просто и так необходимо сохранить, когда правит бал Сатана.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Правда не нуждается в союзниках» – это своего рода учебное пособие, подробный путеводитель по фотожурналистике, руководство к действию для тех, кто хочет попасть в этот мир, но не знает дороги.Говард Чапник работал в одном из крупнейших и важнейших американских фотоагентств, «Black Star», 50 лет (25 из которых – возглавлял его). Он своими глазами видел рождение, расцвет и угасание эпохи фотожурналов. Это бесценный опыт, которым он делится в своей книге. Несмотря на то, как сильно изменился мир с тех пор, как книга была написана, она не только не потеряла актуальности, а стала еще важнее и интереснее для современных фотографов.
В рубрике «Документальная проза» — газетные заметки (1961–1984) колумбийца и Нобелевского лауреата (1982) Габриэля Гарсиа Маркеса (1927–2014) в переводе с испанского Александра Богдановского. Тема этих заметок по большей части — литература: трудности писательского житья, непостижимая кухня Нобелевской премии, коварство интервьюеров…