Не замужем. Секс, любовь и семья за пределами брака - [45]
В постсоветских медиа практически не поднимается тема стрессов, которые сопровождают опыт родительства – начиная от послеродовой депрессии и необходимости соответствовать общественным «нормам» до проблемы совмещения заботы о детях с работой или учебой. Сложности, связанные с «естественной функцией», считаются мелким частным делом в сравнении с величием основной цели – «улучшения демографии».
За последние полвека во всем мире существенно изменился стиль репродуктивного поведения. Взяв рождаемость под контроль, современные общества обнаружили, что жизненные циклы людей более не подчиняются сексуальному, брачному и репродуктивному единству[173].
Все дальше отодвигается возраст рождения первого ребенка, все больше детей рождается вне традиционного брака, растет число людей, в чьи планы не входит родительство.
Бывшие советские республики, как отмечают социологи[174], подобно многим другим европейским странам, находятся в ситуации второго демографического перехода, характерными чертами которого являются старение населения и падение уровня рождаемости.
Но процессы сокращения рождаемости не являются сюрпризом для демографов. Они связаны с тем, что в детородный возраст вступило поколение женщин, рожденных во время демографического спада 1990-х годов.
Государственная политика в России и Беларуси, направленная на преодоление демографического кризиса, ориентируется на стимулирование рождаемости и связана с увеличением «материнского капитала», отпусков по уходу за ребенком, а также с введением льгот, адресованным многодетным семьям.
Но меры государственной помощи семьям существенного улучшения демографической ситуации не обеспечивают.
Социолог Елена Гапова отмечает, что подобный опыт репродуктивной стимуляции свидетельствует о стремлении по-прежнему осмысливать общество как немодернизированное и строить управление на административных распределительных принципах[175]. Особенности рыночной экономики при этом и наличие карьерно устремленных, активных женщин не учитываются.
Ориентируясь на «заботу о женщинах и детях», постсоветские государства, с одной стороны, вытесняют женщин из сферы профессиональной конкуренции, с другой – отстраняют мужчин от активного участия в воспитании детей и выполнения других семейных функций.
Демографическое воспроизводство – это социальный комплекс, в который вовлечено все общество, – объясняет Елена Гапова. – Рождаемость зависит не только от женщины, которую надо «застимулировать». Но и от того, как работает система дошкольных учреждений и распределяются обязанности в семье, какие мужские и женские образы конструируют СМИ, как организовано здравоохранение, есть ли места, где родители и дети могут вместе заниматься спортом, готовы ли предприятия интегрировать «работников с семейными обязанностями», как преодолевается социальная изоляция родителя в отпуске по уходу за ребенком, как сформирована городская среда, и даже от того, запрещено ли курение в посещаемых детьми местах.
Российское же государство, не желая учиться новой социологии, воспроизводит консервативную семейную модель: один зарабатывает деньги и живет публичной жизнью, другая занимается детьми; в случае необходимости государство обеспечит ее самые элементарные нужды[176].
В советский период соответствующая государственная политика позволяла совмещать женскую трудовую занятость и материнство. В постсоветскую эпоху в результате смены экономической парадигмы изменились условия труда, возросли возможности для самореализации и требования к уровню жизни[177].
Постсоветский социальный порядок назначает женщину ответственной за существование нации и государства, обязывая ее к материнству:
Материнство – самая главная миссия женщины, от которой зависит будущее стран и народов, само развитие цивилизации[178].
Но в реальной жизни следовать общепринятым нормам в сфере репродуктивного выбора становится все сложнее.
Помимо проблемы совмещения карьеры и родительства современницы имеют дело с жесткой идеологией, с одной стороны, обесценивающей жизнь женщины вне ее биологической функции, с другой – задающей узкие рамки репродуктивной реализации.
Одновременно с институциональными мерами демографическая политика действует через явное и неявное воспроизводство моральных норм, мотивирующих к определенному репродуктивному поведению.
Обеспокоенность власти «сохранением нации» часто принимает вид грубого вторжения в приватную сферу:
В Пензенской области необходимо ввести план по рождаемости. Такое заявление сделал вице-губернатор Вячеслав Сатин на совещании по демографической ситуации… «Нам надо принципиально посмотреть на улучшение демографической ситуации. Нужен новый методологический подход. Мы должны ввести план по родам. Вплоть до плана по зачатию», – предложил Вячеслав Сатин[179].
Репродуктивное принуждение осуществляется «по всем фронтам» – от законодательного ограничения прав до агрессивного навязывания выбора. Довольно регулярно в прессе появляются комментарии экспертов о целесообразности введения налога на бездетность.
В 2011 году Госдума РФ приняла «антиабортный закон», который серьезно ограничивает репродуктивные права женщин. Законом предусматривается усложнение доступа к бесплатному аборту, в результате чего женщина вынуждена выбирать между платным абортом или репродуктивным принуждением.
Хочу ли я заводить детей? Надо ли мне для этого вступать в брак? Что я думаю о приемных детях и новых репродуктивных технологиях? Что для меня «слишком рано» и «слишком поздно», если думать о материнстве? Придется ли мне выбирать между карьерой, финансовой независимостью и заботой о детях? Всего несколько десятилетий назад большинство советских женщин не задавались этими вопросами. В предшествующую эпоху раннее материнство являлось безусловной ценностью и нормой. сегодня многие современницы впервые в истории «нашей части света» имеют дело с феноменом «репродуктивного выбора».
В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.
Эта книга рассказывает об эволюции денег. Живые деньги, деньги-товары, шоколадные деньги, железные, бумажные, пластиковые деньги. Как и зачем они были придуманы, как изменялись с течением времени, что делали с ними люди и что они в итоге сделали с людьми?
Говорят, что аннотация – визитная карточка книги. Не имея оснований не соглашаться с таким утверждением, изложим кратко отличительные особенности книги. В третьем томе «Окрика памяти», как и в предыдущих двух, изданных в 2000 – 2001 годах, автор делится с читателем своими изысканиями по истории науки и техники Зауралья. Не забыта галерея высокоодаренных людей, способных упорно трудиться вне зависимости от трудностей обстановки и обстоятельств их пребывания в ту или иную историческую эпоху. Тематика повествования включает малоизвестные материалы о замечательных инженерах, ученых, архитекторах и предпринимателях минувших веков, оставивших своей яркой деятельностью памятный след в прошлые времена.
Во второй книге краеведческих очерков, сохранившей, вслед за первой, свое название «Окрик памяти», освещается история радио и телевидения в нашем крае, рассказывается о замечательных инженерах-земляках; строителях речных кораблей и железнодорожных мостов; электриках, механиках и геологах: о создателях атомных ледоколов и первой в мире атомной электростанции в Обнинске; о конструкторах самолетов – авторах «летающих танков» и реактивных истребителей. Содержатся сведения о сибирских исследователях космоса, о редких находках старой бытовой техники на чердаках и в сараях, об экспозициях музея истории науки и техники Зауралья.
Книга содержит воспоминания Т. С. Ступниковой, которая работала синхронным переводчиком на Нюрнбергском процессе и была непосредственной свидетельницей этого уникального события. Книга написана живо и остро, содержит бесценные факты, которые невозможно почерпнуть из официальных документов и хроник, и будет, несомненно, интересна как профессиональным историкам, так и самой широкой читательской аудитории.
Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.