Не замужем. Секс, любовь и семья за пределами брака - [17]

В советский период публично не обсуждались интимные вопросы, не возникло социальных движений и психотерапевтических практик, способствующих критическому осмыслению выбора жизненного сценария. По мнению Анны Роткирх, это объясняет, почему советские семейные ценности были гораздо более традиционны, чем этого требовала социалистическая повседневность.

При этом советские люди в организации быта не всегда следовали принципам общепринятой морали, которые часто навязывались искусственно. Каждое десятилетие истории советского брака было затронуто социальными катаклизмами.

Поэтому, на мой взгляд, назвать какой-либо из перечисленных периодов наиболее благоприятным или более полно отражающим традиционные семейные ценности довольно трудно, если возможно вообще.

Постсоветский период

Последнее десятилетие прошлого века было отмечено деинституализацией семейной сферы. С 1989 по 1993 год на четверть сократилось число браков, а количество разводов выросло на 14 %. Эти показатели объяснялись отменой жесткого контроля государства над частной сферой и трудностями переходного периода[82].

По данным опросов, проведенных в России в 1996 году[83], доля женщин в возрасте 20–24 лет, состоящих в фактических браках, была равна 22 %, в незарегистрированных союзах – 30 %, соответственно, 48 % «не состояли в отношениях».

Рост доли внебрачной рождаемости (с 12 % до 28 %) начался в России со второй половины 1980-х годов и продолжался вплоть до 1999 года. Единственная категория родившихся, которая увеличивается в абсолютных размерах с 1993 года, – это дети, зарегистрированные по совместному заявлению отца и матери, не состоящих в браке. К 2001 году их доля достигла 47,6 %[84]. Затем тенденция роста сменилась снижением, и в 2010 году доля родившихся вне брака составила 24,9 %[85].

Национальный статистический комитет Республики Беларусь отмечает, что в 2010 году 80,4 % детей родились у женщин, состоящих в зарегистрированном браке, 19,6 % – у женщин, не состоящих в зарегистрированном браке. При этом в 2005 году доля детей, рожденных вне брака, составляла 24,2 %.

Пол, идентичность и класс

Социолог Елена Гапова в работе «О гендере, нации и классе в посткоммунизме» объясняет, что причиной распада СССР явилось вызревание «классов» и замена статусного неравенства внутри советского общества экономическим. Если сутью общественного процесса, происходившего на Западе в 1970-е годы, было смягчение классовой структуры и перераспределение доступа к ресурсам, пишет Елена Гапова, то посткоммунизм, наоборот, усилил классовое разделение через экономическое неравенство.

Вместе с новыми богатыми на постсоветском пространстве появились и новые бедные. Частично разрушилась система социальной защиты: новые национальные государства сняли с себя функции ухода и заботы и передали их в женские руки. На «обочине» оказалась значительная часть интеллигенции и населения, занятого на производстве.

Способ, поддерживающий отношения подчинения и доминирования между мужчинами и женщинами, всегда включен в процесс смены социального порядка[86]. В результате постсоветских трансформаций возник ряд новых мужских и женских идентичностей, связанных с процессом классообразования.

Одним из самых значительных итогов постсоциалистического десятилетия стал процесс создания сферы частного бизнеса. Перераспределение ресурсов не только усилило системное превосходство мужчин над женщинами в публичной сфере, но и классовую сегрегацию среди самих мужчин. В «новое» время появляются представления о бизнесе как о «чисто мужском занятии», оформляющие новую мужскую идентичность «успешного бизнесмена».

В статье «Мужская экономика: Не до глупостей, когда карьеру куешь» антрополог Алексей Юрчак анализирует тексты «мужских» журналов «Карьера» и «Профиль», формирующих медиаобраз бизнесмена[87].

Автор приходит к мнению, что имидж успешного мужчины конструируется через способы высказывания, ограничивающие женские права, упрощающие женские образы, контролирующие женские желания.

Мужчины в этих изданиях изображаются талантливыми, богатыми, независимыми, симпатичными и умными людьми, «хозяевами жизни». «Они разведены, они изменяют женам, у них нет времени «на глупости», они заняты «серьезными делами».

Женщины в таком мировоззрении – это «молоденькие подчиненные девочки, секретари-референты, длинноногие существа. Их у мужчин много, они быстро надоедают, их с легкостью бросают и больше года не держат».

Женские желания и интересы здесь определяются не профессиональной деятельностью, а сексуальной или семейной зависимостью от мужчины-карьериста. «Предназначение» женщины видится в том, чтобы «снимать» с мужчин «бытовые проблемы». Современницы, занятые в сфере бизнеса, должны способствовать сексуализации и маскулинизации этой якобы «исконно мужской вотчины».

Постперестроечные процессы усилили также и внутриполовую сегрегацию. Популярная идея о том, что «настоящий мужчина» должен быть богатым и сильным, обесценивает опыт менее успешных мужчин, наемных работников (рабочих и служащих), оказавшихся вновь отстраненными от доступа к тем ресурсам, которые обеспечивают символы принадлежности к высокому социальному статусу.