Не забывай - [23]

Кейт осторожно развернула ткань и вынула круглый кожаный футляр, внутри которого оказался еще один футляр из чистого серебра, а в гнезде его лежали часы. Позолоченный корпус обрамлялся римскими цифрами, а в центре были выгравированы две белки. Стрелки из голубой стали остановились, вероятно, около сорока лет тому назад на десяти минутах третьего. Часы были невероятно красивыми.

– Это часы, о которых говорила бабушка? – мягко спросила Кейт.

Элизабет кивнула. Кейт почувствовала, как стучит ее сердце. Она не могла разобрать надпись.

– Чьими они были, Элизабет?

– Я не знаю. Думаю, пора рассказать историю, о которой я молчала с 1944 года. Я не твоя бабушка, Кейт, но Кэролайн Джессоп тоже не бабушка тебе.

– Нет? Тогда кто? – Кейт выглядела растерянной.

– Не знаю. Но расскажу тебе то, что смогу, – она села напротив Кейт и сложила руки на коленях, как бы успокаивая саму себя. Затем начала рассказ.

– Кэролайн и я росли вместе, мы были лучшими подругами. Перед тем, как разразиться войне, американец по имени Гай Джессоп, очень состоятельный промышленник, все чаще и чаще стал приезжать в Англию. Позже мы узнали, что он был секретным эмиссаром Рузвельта и имел какие-то дела с разведывательными службами. Они с Кэролайн полюбили друг друга и поженились в 1937 году. Кэролайн и Гай больше всего на свете хотели иметь ребенка, и хотя доктора не советовали, в конце концов, с огромным трудом, Кэролайн забеременела в 1943. К тому времени ей было тридцать восемь и беременность была трудной, поэтому Гай послал ее жить ко мне. Она не хотела расставаться с мужем и приехала только ради ребенка, которого так отчаянно желала. Однажды ночью во время особенно сильного налета у Кэролайн начались роды, но из-за бомб, падающих рядом, не было никакой возможности доставить ее в больницу. К счастью, Гай был здесь, так как это был уик-энд. Мы соорудили что-то вроде кровати в подвале, и после ужасных мучений Кэролайн родила дочь. Младенца успели только назвать Сюзанной в честь матери Кэролайн, и он умер. Естественно, Кэролайн была в ужасном состоянии. Она знала, что никогда больше не сможет родить. После случившегося Гай поднялся в гостиную и провел там несколько часов. Вернувшись, он объявил, что решил пока никому не говорить о рождении и смерти ребенка. Он сказал, что хочет, чтобы Кэролайн немного поправилась перед тем, как принимать многочисленные соболезнования. Он сам похоронил ребенка. Я думала, что все это было очень странно, но что я могла сказать? Двумя днями позже истинная причина отсрочки стала понятной. Гай уехал в Лондон, но неожиданно вернулся. Он заперся с Кэролайн в спальне больше чем на час, и я слышала, как Кэролайн плачет. Но когда Гай вышел из комнаты, все было спокойно. Он усадил меня здесь, в комнате, и сказал, что из Франции через Сопротивление привезена недавно осиротевшая новорожденная девочка. Она должна прибыть сюда на следующий день, и они с Кэролайн решили сделать ее своей дочерью. Никто никогда не должен был знать, что это была не их Сюзанна. Ребенок был доставлен в картонной коробке мужчиной на велосипеде. Я никогда больше его не видела. Все, что у нее было, состояло из рубашки, рваного одеяла и часов, которые ты держишь в руках. Кэролайн сразу же полюбила девочку, и хотя она всегда горевала по умершей дочери, маленькая девочка стала ей родной. Она потребовала от меня клятвы, что я сохраню тайну, и отдала эти часы. Она сказала, что не хочет, чтобы Гай знал о них. Если бы он знал, то избавился бы от них. Ничто не должно было связывать младенца с прошлым. Каким было это прошлое, не знаю. Кэролайн и Гай знали, но все равно бы не сказали. По-видимому, они чувствовали, что могла возникнуть какая-то опасность. Во всяком случае, Кэролайн, сентиментальная, как всегда, не могла вынести, чтобы вещь, принадлежащая ее ребенку, была выброшена. Поэтому я и спрятала часы. Естественно, никто не сомневался в том, что это был их ребенок. Мы никогда не возвращались к этому. Они забрали девочку в Америку, когда кончилась война. Она была твоей матерью, Кейт.

Кейт сидела совершенно неподвижно, пытаясь осмыслить услышанную историю. В конце концов она только покачала головой.

– Боже мой, Элизабет, кто-нибудь еще знал правду?

– Нет, даже твоя мать не знала.

– Тогда почему же ты решила сказать мне?

– Наверно, потому, что ты пришла ко мне с этим. Я не могла солгать тебе. Ты должна понять, что я поклялась Кэролайн никогда не говорить об этом, и унесла бы тайну в могилу, если бы не твои вопросы. Со вчерашнего дня это беспокоило меня и продолжало бы беспокоить. Я не могла позволить тебе находиться под неверным впечатлением и думать, что я твоя бабушка, – Элизабет сухо усмехнулась. – Но я, конечно, понимаю, как ты могла прийти к этому заключению. Всякий раз, когда ты хочешь чего-нибудь, ты уподобляешься собаке с костью. Значительно разумнее сказать тебе об этом сейчас, нежели позволить замучить меня этой историей до смерти. Теперь, когда Гай и Сюзанна умерли, а Кэролайн уже почти ушла от нас, эта история никому не принесет вреда. Однако, думаю, следует хранить ее в секрете.