Не встречайся с Розой Сантос - [30]

Из темноты вынырнула черная кошка и перешла мне дорогу. Кто-то другой мог бы увидеть в этом плохой знак, но маленькая brujita[63] видела перед собой фамильяра.

– В какой стороне док С? – тихо спросила я.

Кошка принялась умываться. Я ждала в растерянности и отчаянии.

Наконец кошка потянулась и скользнула в сторону одного из доков. Я торопливо пошла следом. Все лодки, казалось, были уже пришвартованы на ночь. Я огляделась в поисках каких-либо указателей или карты, но ничего не было – только светящаяся гирлянда, похожая на звезды, освещала порог «Морской звезды».

Начало десятого. В это время мне следовало быть дома и готовиться ко сну – с книжкой, чаем из мелиссы и маской для лица. Я как раз купила новую – золотистую и блестящую, с запахом меда.

Чувствуя себя абсолютно потерянной, я посмотрела на звезды и вздохнула:

– Что я вообще здесь делаю?

– Роза? – произнес кто-то.

Я завизжала.

Алекс так и замер одной ногой на причале, а другой – в своей лодке.

– Что ты тут делаешь?

Я обвиняющим жестом указала на кошку.

Он нахмурился, переводя взгляд с меня на нее, и наконец окончательно спустился со своей лодки:

– Лу́на?

– Ты ее знаешь? – выдавила я.

– Ну, она часто здесь появляется. Но серьезно, Роза, что ты тут делаешь?

Понятия не имею, как моя мать умудряется перемещаться по всему городу со своими кисточками и винными бутылками, в то время как я чувствую себя так по-идиотски и абсолютно не в своей тарелке, просто стоя тут. И тот факт, что Алекс держится так мрачно и недружелюбно, совершенно не помогает делу. К глазам начинали подступать слезы, но я не готова была ставить себя в еще более уязвимое положение и что-либо ему объяснять про отца или маму. «О, бедняжка Роза, она настолько растерялась, что бегает по докам за бездомными кошками».

– Ты же сам мне сказал, что тебя можно найти на лодке, – сказала я.

Он посмотрел на меня с таким видом, словно у меня внезапно выросли три головы.

– Но я же не имел в виду ночью.

– А, ну извини, – резко выпалила я и повернулась, собираясь уйти, при этом полностью отдавая себе отчет в том, что, скорее всего, иду не в ту сторону.

– Роза, подожди.

Я остановилась и обернулась через плечо. Алекс стоял прямо позади меня, потирая лоб.

– Я вовсе не хотел грубить, – сказал он таким отчаянным и искренним тоном, что я развернулась к нему лицом. Он провел рукой по волосам, и они упали ему на лоб практически волной. – Не хочешь присесть? – Он показал на скамейку, которую я раньше не заметила.

Я подумала о том, чтобы уйти, но нужно было прийти в себя, плюс маленький росток зарождающейся влюбленности очень хотел, чтобы я согласилась. Мы уселись на противоположные концы скамейки и уставились в темноту. Он наклонился вперед, разглядывая собственные руки, и медленно водил большими пальцами друг возле друга – это как-то успокаивало. У наших ног свернулась Луна. Было даже почти уютно.

– Я хотела посмотреть на то место, откуда в последний раз отправился в море мой отец.

Я произнесла это вслух, словно принимая вызов. Я чувствовала себя очень смелой – и да, действительно немного неправильной, но это было не так уж страшно.

– Но почему ночью?

Я расхохоталась, одновременно устало и немного истерически:

– Не хотела попадаться никому на глаза.

Я глядела вперед, боясь повернуться и посмотреть на выражение его лица. И уж тем более я бы не смогла объяснить, что лежит у меня в карманах.

Алекс показал вперед:

– Последний причал в конце этого дока.

Я глядела на пустующее место, чувствуя комок в горле. Значит, вот где все в очередной раз пошло наперекосяк.

– Выглядит так обычно, – сказала я. Всю свою жизнь я старалась ради Мими быть максимально непохожей на свою мать, но мне понадобилось начать поступать, как она, чтобы выяснить нечто по-настоящему важное.

– Другие рыбаки мне говорили, когда я начал здесь швартоваться, – сказал Алекс, – что эта пристань не самая популярная.

– Значит, ты не веришь в приметы?

– У меня просто нет денег, – сознался он. – Тут уж не до жиру, когда тебе приходится платить за год обучения, который ты даже не закончил.

– Кстати, почему? – спросила я, но тут же поморщилась. – Извини. Можешь не отвечать.

– Ничего. На самом деле я удивлен, что viejitos еще не сделали об этом репортаж.

На мгновение его испанский акцент отвлек меня от происходящего. Было на удивление легко и просто болтать, сидя рядом, но не глядя друг на друга, лишь бросая редкие взгляды искоса. В темноте на причале мы были похожи на школьников на вечеринке, которые продолжают шептаться, хотя все остальные уже заснули.

– Это было, скорее, необходимой формальностью: мне хотелось узнать, что для меня лучше, – сказал Алекс. – Я ненавидел школу и очень плохо учился. В университете ничего не изменилось.

– У тебя были какие-то конкретные причины? – спросила я. Мне очень нравилось учиться. Иногда я даже начинала беспокоиться, что это единственное, что у меня хорошо получается.

– У меня были задержки в обучении, – сказал он без выражения, словно миллион раз слышал, как к нему применяют этот термин. – И в школе по большей части я мучился, пытаясь заставить свой мозг действовать тем образом, для которого он не приспособлен. Поэтому я очень много занимался индивидуально. Кстати, возможно, это одна из причин того, что ты меня не помнишь.