Не все дороги ведут в храм... - [2]

   - Это не наше дело. Кто бы там не покупал. Лишь бы удача всегда была на стороне торговцев, и лишь бы рыцари Ордена Всех Знающих не добрались до наших мест.

   - Да хранят нас духи от этого, - эхом отозвалась Нок.

   Тяжело ступая по каменным ступеням, в зал поднялась полная темноглазая женщина с коралловым ожерельем на груди. Лицо ее лоснилось от пота, убранные в толстую косу черные волосы, переплетенные бисером и серебряными лентами, доставали до пояса.

   - Что, бездельники, языками треплете? - добродушно спросила она.

   Голос ее, низкий, гулкий, казалось, заполнил зал. Нок встрепенулась, сложила ладони вместе и наклонила голову. Девочки, которых покупают, всегда склоняют голову перед теми, кто их покупает.

   - Глядите, кого я привела. Новая Нок теперь у нас будет. Ты понял, Еж? Тебе придется учить ее хозяйству. Дело стоять не должно, девочки и мальчики. Дело никогда не должно стоять.

   Из-за спины мамы Мабусы выглянуло невысокое, худенькое создание. Темноволосая, глазастая девочка лет десяти, босоногая, в холщовой, грязной робе. Щиколотки покрывала засохшая грязь, щеки - пыль и разводы от слез. Запястья такие худые, что, кажется, не выдержат ни одного браслета.

   - Да-да, - тут же заговорила снова мама Мабуса, - худющая и страшная, и не спрашивайте, почему купила. Удивительно, как ее не отобрали рыцари Ордена. Видать, глупою им показалась. Обычно, они отбирают самых страшненьких. Вот, мол, негоже людям гордиться своей красотой, мол, гордость - это страшный грех. А я вам так скажу, дети. И ты слушай, малявка, - Мабуса легонько щелкнула по голове только что купленную девочку, - Я вам скажу, что девушке только и гордиться, что своей красотой. Чем же еще ей гордиться? Если девушка страшна, как красная лихорадка - не про нас это сказано - это проклятие духов. Поверьте мне, дети. Видать, значит, прокляли девушку или родители, или недруги родителей. И надо идти к жрице, или к старой ведунье, вот как наша Хамуса. Чтобы снять проклятие. Мужчина гордиться своей силой, своей мощью, своим умом. Возможностью принести добычу в дом, и умением провести свой корабль к пристани. А женщина тем и хороша - своей красотой. И еще умением давать любовь мужчине. А как брать любовь у той, которой и в глаза-то посмотреть страшно? Разве что выпить побольше "стылой". И место такой девушке на рыбных рядах, и вонять от нее будет рыбьими потрохами и кровью. Помяните мое слово, дети.

   Мама Мабуса любила поучать. Голос ее гремел под деревянными балками зала, точно водопад на Песчаной косе. Новенькая девочка жалась к стене и дрожала. Еж проворно ворочал стулья, а Нок, не оглядываясь, работала щеткой.

   Когда мама Мабуса говорит - их дело слушать и не отвлекаться. И работу не забывать, а то можно схлопотать щелчок по голове. Дело всегда должно делаться - вот что еще любила говорить мама Мабуса.

Глава 2

   У мамы Мабусы все было большим. Глаза, губы, грудь. Широкие плечи и крупные ладони. Она была крупной женщиной - мама Мабуса, и от звука ее низкого зычного голоса разбегались брехливые дворовые собаки и срывались ленивые голуби с крыши Корабельного двора (так еще называли Таверну "Корабль").

   Даже блестящие коралловые бусины в ожерелье отличались размером. Блеск этих кораллов казался Нок похожим на блеск опускающегося в воду солнца. Когда мама Мабуса говорила, Нок смотрела только на бусины. Выше поднять глаза не осмеливалась.

   - Поведешь новенькую девочку на Песчаную косу да искупаешь как следует. Волосы ей отмоешь, ноги, - наставляла мама Мабуса, пока Нок заканчивала уборку зала, - но сначала в храм Днагао. Прихвати с собой кружку пшеничных зерен. Козленка в жертву я сама принесу на полную Аниес. А ты возьми пшеничных зерен и еще венок сплети. Мальва, поди, уже вовсю цветет. Скажешь Дим-Хаару, что это наша новенькая Нок. Пусть он насыплет на алтарь зерен в честь нее и призовет духов. И пусть проведет белой глиной по ее лбу, чтобы запечатлеть, что это моя Нок. После уже на Песчаную косу.

   Нок кивнула. Сложила ладони вместе, наклонила голову. Сказала:

   - Хорошо, мама Мабуса. Все сделаю.

   - Вот и пошевеливайся. Только пусть сначала Еж натащит хвороста. Чтобы повар не ругался, как вчера, что печь ему топить нечем. Помогите Ежу обе, нечего тут глаза таращить.

   Нок кивнула и тут же кинулась за хворостом. Уже сбегая по выщербленным ступеням запасного выхода, ведущего в огороженный деревянным плетнем двор, услышала, как мама Мабуса строго велела новенькой:

   - Ступай следом. Поди, руки-ноги есть, хворост должна уметь таскать. Топай, топай. После старшая Нок даст тебе холодных лепешек и сухих вишен. Налопаешься еще, успеешь. Есть вы все горазды, и куда только лезет в вас...

   Большие вязанки хвороста вовсе не были тяжелыми. Неудобными - это да. Но таскать их - не работа. Так, беготня. Повар - лысый, щекастый Тинки-Мэ уже стоял на низеньком крыльце кухни, тоже выходившем во внутренний двор, и лениво почесывал большой живот.

   Круглая печь с черным зевом, обращенным к лазурному, яркому небу, жаждала начать новый день. Совсем скоро Тинки-Мэ хлопнет на ее внутренние бока круглые, ровные лепешки, и аромат свежего хлеба наполнит двор.