Не время умирать - [76]

— Сравнили…

— Тут и сравнивать нечего, это, по сути, одно и то же. Только гальванизация, какой она была в девятнадцатом веке, это очень грубый, неизбирательный процесс. Там электричество воздействовало на целые группы нервных и мышечных волокон, поэтому вызывала лишь хаотичные подергивания. Но представьте, что будет, если внести в этот процесс высокую организацию, задействовав вычислительные способности компьютера?

— Ничего себе! — До Пичугина дошло, как это работает. — Вы подключались к отдельным нервным волокнам и избирательно воздействовали на мышцы путем банальной гальванизации трупа?

— Именно так. При этом компьютер позволял подавать электрические импульсы на аксоны с такой избирательностью и точностью дозировки, что мы смогли восстановить даже формулу шага и заставляли трупы бодро вышагивать, брать предметы, переносить их с места на место. Поначалу для этого требовался кабель, ведущий к компьютеру, потом всю систему интегрировали в компактное устройство.

— Вот это да! — оценил Пичугин.

— Но на практике, в боевых условиях, покойникам совсем не обязательно было копировать человеческую походку. Точнее, в этом не было, как выражался Ковалев, тактической необходимости. Погибший в бою солдат, оснащенный АКСОНом, должен был просто нанести максимальный вред противнику, а значит, кидаться на все, что движется. Простая задача, как вы уже понимаете. Но мы ее сами себе усложнили, создав для программы зомби поведенческую матрицу хищника. Скопировали движения тигра, льва, медведя, пумы.

— Зачем столько вариантов?

— В этом был смысл. Дело в том, что люди все разные. У одних больше развиты мышцы плечевого пояса, у других ноги. Кто-то больше весит, кто-то меньше. Поэтому матрицы различных хищных зверей рекомендовались к установке бойцам с различными конституционными типами. К примеру, вам бы я дал подпрограмму «медведь». У вас широкая кость, заметная физическая сила. Для астеника больше подошла бы кошачья подпрограмма, к примеру, пума или тигр. В условиях боя это оказывает на противника еще и психологический, деморализующий эффект. Представляете себе картинку? Противник упал, и вы полагаете его мертвым, но через пять минут он вскакивает и рвет вас руками и зубами.

— Черт возьми! — не сдержался Пичугин. — Мне не надо это представлять! Я это видел. Получается, что у Наташи установлен АКСОН? Но она же не труп, как вы выразились!

— Нет, конечно. Она оживает. Но какое-то время была трупом, и все это время у нее действовала подпрограмма с матрицей «пума».

«Вот почему она мне дикую кошку напомнила!» — понял Пичугин.

— Изделие пошло в серию? — решил выяснить он.

— Нет. Нам удалось к восемьдесят девятому году создать пробную партию изделий. И даже провести испытания в Афганистане, которые прошли более чем успешно. Мы ликовали. Все же, при всей технической простоте исполнения, это был прорыв. Не только программная симуляция простейших рефлексов на допотопной, в общем-то, аппаратной базе, но соединение этой эмуляции рефлексов с исполнительным механизмом, с телом. Иван Зверев, тайком от всех, установил один из прототипов своему сыну, Михаилу Звереву.

— Устройство вживлялось хирургическим путем? — уточнил Пичугин.

— Нет, в этом не было необходимости. Прототип имел дизайн большой таблетки. Проглатываешь ее, она попадает в желудок, там запускается программа. После этого устройство самостоятельно закрепляется на стенке желудка, интегрируется с нервными волокнами. После успеха мы начали готовить первую серию АКСОНов, две тысячи штук. Параллельно Иван Зверев доводил программу, и шла работа над более мощным процессором. Грубо говоря, мы работали сверх заказа, понимаете? Сверх спущенного сверху плана. Но в этом был смысл. Над страной уже вовсю восходила звезда надвигающегося капитализма, наш институт едва сводил концы с концами, денег не выделялось ни на что, а хоздоговор по программе АКСОН закончился. Мы решили подхватить веяния новых ветров и создать конверсионную разработку. Тогда это было модно. Ведь АКСОН имел огромный медицинский потенциал, из него можно было сделать гибрид автоматической диагностической машины и персонального лекаря, который, воздействуя непосредственно на нервные центры, вызывал бы рефлекторный лечебный ответ того или иного органа. Но это Ковалеву было совсем не нужно. Тут-то и начались неприятности. Точнее, началось все с трагедии. Ивана Зверева нашли мертвым в подъезде дома, где он жил. Официальная причина смерти — инфаркт. А ему не было пятидесяти. Его сын, Михаил, как раз проходил военную службу, десантником. Жена от нервного потрясения чуть следом не отправилась. Но в любом случае без Ивана работать было уже немыслимо. По крайней мере, я не представлял тогда, как это возможно. Подумав, я официально закрыл проект ввиду невозможности его развития, передал все материалы и партию образцов Ковалеву. Но ему этого оказалось мало. Он велел скопировать все исходные коды, снял все жесткие накопители с компьютеров и собственноручно просверлил их дрелью. Представляете?

— Да уж… — Пичугина в действиях Ковалева ничего не удивило, он никогда не отличался деликатностью.