Не вернуться назад... - [16]

В конце июля Лариса с матерью возвратились в старинный городок на высоком берегу маленькой реки, в котором прошло ее детство. Остановились на жительство в доме дяди. Мать стала работать в райвоенкомате, где до отъезда в Калинин заведовал частью батальонный комиссар Яринин, а Лариса, сдав в августе вступительные экзамены в пединститут, первого сентября пошла с портфелем на занятия по знакомой с детства улице.

Стайка говорливых возбужденных девушек втискивается в небольшой кабинет. Девушек встречает стоя у стола секретарь райкома комсомола — щуплый парень лет двадцати пяти в военной форме без знаков отличия. У него приятное загорелое лицо и копна темнорусых с рыжеватым отливом волос. Его лицо Ларисе кажется знакомым, но она никак не может вспомнить, где она его раньше видела. Видимо, он учился в четвертой школе несколькими годами раньше. Ее мысли прерывает звонкий голос секретаря.

— Проходите, девушки, не стесняйтесь! Садитесь кто где может. Кому не хватит места, можно и постоять. Я вас не задержу, разговор у нас недолгий. Это все биологи из педагогического?

— Все с биологического, — раздаются голоса.

— Ну вот, значит, — начинает секретарь, и лицо его принимает деловое выражение. — У нас в городе создается военный госпиталь. Фактически он уже функционирует. Раненые с фронта поступают. Но не хватает медперсонала — сестер, санитарок, нянек. Вы просились на фронт. Райком комсомола решил направить вас в госпиталь лечить раненых, помогать фронту. — Он резким движением обеими руками заправляет гимнастерку под широкий ремень. — Вопросы есть?

— Где разместился госпиталь? — спрашивает Галя Белоус. У нее всегда есть вопросы.

— В доме отдыха, бывшем, конечно…

— Домой будут пускать?

— А форму нам выдадут?

Секретарь, выждав, пока девчата успокоятся, отвечает всем сразу.

— Выдадут вам форму, домой будут пускать, если, конечно, времени у вас на это хватит. А сейчас желаю вам успешно трудиться на поприще медицины, помочь раненым скорее возвратиться на фронт бить врага.

— Направление в госпиталь кто нам выдаст?

— О вас уже там, в госпитале, известно. Договоренность с главврачом имеется. А сейчас по домам, скажите родным, где будете работать, захватите все, что нужно, и за дело. Сегодня быть там. Работать по-комсомольски! — Секретарь прощается с девушками за руку, и они с шумом покидают кабинет.

Первая ночь на дежурстве… Без сна и минуты покоя. Тяжело без привычки, но думать об этом некогда. А главное — понимаешь, что ты нужна, просто необходима этим людям, большим и мужественным, но сейчас таким беспомощным. Они без тебя не могут, некоторые не в силах даже повернуться, попить воды…

Эта сентябрьская, теплая, наполненная запахами свежих яблок и печеного хлеба ночь была тревожной. Впервые в городе стала слышна орудийная стрельба: фронт приблизился. Несколько раз прилетали бомбить. На станции что-то горело. Говорят, бомбили мост через реку, но мост дел, и по нему ходят поезда. В нашем районе, кажется, тихо. Как там мама? А раненые все поступают и поступают…

— Лариса, спишь, что ли? — Галя трясет ее за плечо, она вздрагивает и открывает глаза. Надо же! Уснула прямо на стуле. — Тебя старшая сестра спрашивала. Иди быстренько, ну!

Еще засветло оставшихся раненых спустили в подвал, там было безопаснее. Наверху осталось почти все госпитальное имущество — шкафы, приборы, бинты, лекарство, и Ларисе то и дело приходилось бегать то за одним, то за другим. В темноте по лестнице, по опустевшим коридорам не очень удобно, да еще когда на улице стреляют, но что делать — нужно. Перенести в подвал все необходимое некому, да и нужно ли. Никто не знал, что будет завтра, через час. В городе с обеда громыхал бой. Он то нарастал, то затухал, как будто весенний гром откатывался за окраину. В подвале не слышно пальбы, только, когда рвутся снаряды, потолок вздрагивает, осыпается штукатурка и пол ходит ходуном. Откуда-то появляется сквозняк, тускло горящие по углам свечи гаснут, становится темно, хоть глаз выколи, тревожно и страшно.

Тесно, одна к одной стоят железные кровати. Проход только посредине, вдоль подвала. И так мест еле хватило. Тяжелораненых успели вывезти. Кто мог передвигаться, ушел своим ходом. Первую партию погрузили в санитарный поезд, каким-то чудом оказавшийся на станции. Когда поезд ушел, главврач и завхоз раздобыли с десяток повозок и колхозную полуторку. Погрузить погрузили, но за станцию начался бой, и раненых направили в Огарьский лес. Что с ними — никто не знал. Что будет и с оставшимися? В подвале, около раненых, хлопочут Лариса и пожилая нянечка. Они то появляются, то исчезают в темноте, как привидения. Раненые тихо переговариваются. Вспыхивают огоньки цигарок и пропадают под одеялами. Нянечка и Лариса делают вид, что не замечают этого. В обычных условиях это, конечно, серьезное нарушение порядка, и никто бы не допустил курения в палате, а сейчас…

— Что там слышно, сестрица? Наши в городе? — спрашивает раненый из дальнего угла.

— Лежи, милый, лежи, — отзывается нянечка, — в городе. Скоро девчата придут, они расскажут, что там. И куда они запропастились? Давно ушли, пора бы и вертаться.