Не верь, не бойся, не проси, или «Машина смерти» - [17]

Слава Богу, на лестнице мне никто не встретился. Прежде чем выйти из подъезда, я осторожно высунулся наружу, чтобы оглядеться по сторонам. Улица, если, конечно, стоило считать улицей эту сильно пересеченную местность, тоже, на мое счастье, была пустынна, но я прошмыгнул по ней стремительно, как заяц, даже, кажется, уши прижав. Отыскав свою машину, я, аки тать, подкрался к ней, плюхнулся, стуча зубами, за руль и, отъезжая, увидел в зеркале свое зверски перекошенное лицо.

Только отмахав по трассе километров десять, мне большим усилием воли удалось заставить себя остановиться возле автомата и позвонить по 02. Когда меня соединили с отделением, я дал им адрес и сказал:

— Труп в джакузи.

— Где-где?! — раздраженно переспросил дежурный, но я уже повесил трубку.

В этом деле ни мне, ни тем более моей газете реклама пока была ни к чему. Окажись я в милиции в качестве свидетеля смерти Шиманского, неизбежно всплывет наш конфликт с «Интертуром», а уж если до этой информации доберутся друзья-коллеги из других изданий — от нас только клочья останутся. Да, похоже, и с точки зрения собственной безопасности мне лучше до поры до времени не высовываться. История, оказывается, гораздо серьезней, чем мне представлялось...

Я ехал обратно в город и думал о Шиманском, о том, что Артур Николаевич, выходит, боялся не зря. И о том, что я, выходит, зря не боялся. Ведь это я, в сущности, его убил. Я влез к этой лупоглазой секретарше, грудастой, как корова, и такой же умной, я наврал ей, что есть пленка, я задурил ей голову и фактически заставил поехать туда, где он прячется. И за ней, по выражению Шиманского, увязались.

Итак, какие же у меня успехи по выполнению специального задания редактора? Шиманского нет, пленки нет, надежды получить компромат на Квача нет. Короче, ничего нет.

До дома я добрался в сумерках. Стрихнина след простыл, только грязные тарелки и чашки в раковине напоминали о нем. Совершенно обессиленный, я решил до завтра ничего не мыть, проглотил бутерброд с холодным чаем и завалился спать. Но едва, как мне показалось, приклонил голову, зазвонил телефон. В почти полной темноте я с трудом нашарил трубку.

— Игорь Владимирович? — услышал я вежливый, но холодный женский голос. — Вам просили кое-что передать.

— Что? Кто просил? — плохо соображая, я поднес к глазам часы и при свете заоконных фонарей определил, что сплю, оказывается, уже часа четыре. В трубке играла далекая музыка, переговаривались чьи-то плохо различимые голоса.

— Вам просили передать, — не отвечая на вопрос, продолжала женщина, и теперь ее тон показался мне не просто холодным, а нагло-издевательским, — что на сегодня уже два человека в морге и один в реанимации. Что вы получили хороший совет, но им не воспользовались. И еще вам просили передать, что больше советовать и предупреждать не будут.

— Погодите! — крикнул я, но в ответ услышал только короткие гудки.

Включив свет по всей квартире, я пошел в ванную и долго держал там голову под струей холодной воды. По мере охлаждения мысли тяжелели и обретали форму.

Во-первых, ясно, что Аркатов с ними в шайке. Или он у них на крючке, что для меня одно и то же. Во-вторых, связался я с людьми крутыми и решительными. Эвона, как ловко и нахально они выследили и пристукнули Шиманского, как быстро разыскали меня — при том, что мой телефон давно уже ни в редакции, ни в горсправке не дают. В-третьих...

В-третьих, самое невероятное. Как сказала эта холодная стерва: двое в морге, один в реанимации? Шиманский, толстый тотошник и Артем. Но ведь мне до сих пор даже в голову не приходило — да и с чего было приходить, — что между кафе «Эдем» и Покровкой, точнее, между бегами и «Интертуром» может быть хоть какая-то связь! И тем не менее эта связь есть.

Очень странно. Очень любопытно. Очень страшно.

8 Мясо

Рассвет я встретил, как поэт или влюбленный — без тени сна и в состоянии нервической возбужденности, что было немудрено: гора окурков в пепельнице напоминала верещагинский «Апофеоз войны», а кофе я выпил столько, что если бы умел гадать на кофейной гуще, к утру наверняка знал бы точно, что было, что будет и чем сердце успокоится. Но гадать я не умел, сердце не только не успокаивалось, а, наоборот, колотилось в бешеном кофейно-табачном ритме, и к тому времени, когда багровое солнце пошло привычно карабкаться на частокол окрестных многоэтажек, о том, что было, я знал не больше, чем тремя часами раньше, а о том, что будет, и того меньше.

Вопрос первый — как убитый ресторанщик оказался связан с убитым в тот же день тотошником? — оставался без ответа. Впрочем, не слишком долго поломав голову над этой загадкой, я благоразумно решил до поры до времени оставить ее в покое. Эти два дела пришли к нам с Артемом из слишком уж разных источников, так что фантазировать здесь можно было хоть до одури с одинаковой степенью бесплодности. Чистая случайность? Нечистая?

Значительно актуальней сейчас было другое. На вчерашнее утро мы имели два задания. Одно — персонально от шефа, второе надыбали сами. Результаты: оба с треском провалены, причем в ночи печальной они как-то оказались связаны между собой, что не позволяет хоть частично высвободить руки, отложив беговые проблемы в долгий ящик. На фоне того, что Артем вышел из строя, это вдохновляло мало.