Не верь, не бойся, не проси - [6]

- Какая бронегруппа?! Бред какой-то, - негодовала Ирина Сергеевна.- Он же на компьютере... при штабе... Какая бронегруппа, где?

- В Чечне. В Аргунском ущелье, - терпеливо пояснил звонивший. - Так вот, в результате подрыва на фугасе и последующего обстрела боевиками... В общем, среди погибших ваш сын не обнаружен...

- А среди спасшихся? - уже осознав все, выдавила из себя Ирина Сергеевна.

- Там спасшихся не было. Но вполне вероятно, что ваш сын попал в плен. Извините.

Ирина Сергеевна выронила трубку, а когда подхватила ее, услышала короткие сигналы отбоя.

Глава 3

губы спеклись, язык распух и казался кляпом - шершавым комком свалявшейся овечьей шерсти. Так затыкали пленным рты кочевники в старину. Он где-то читал об этом. Какие, к черту, кочевники? Он что, сошел с ума? Какое отношение имеют они к нему, майору внутренней службы, начальнику медицинской части исправительно-трудовой колонии строгого режима, отличнику здравоохранения СССР. Приснится же такая гадость... Другое дело - зеки, они, как и зона, часто снятся, но ничего плохого ему, майору Новокрещенову Георгию Викторовичу, сделать не могут. Красный крест, больничка тюремная, медики неприкосновенны даже для уголовников. А он, Новокрещенов, не какой-нибудь зоновский лепила, а очень даже неплохой врач! Не чета этим вольным коновалам, избалованным импортной аппаратурой, которые без всяких там УЗИ, компьютерных томографов шагу ступить не могут. А он, бывалыча, стоило зеку в кабинет войти, с порога, только взглянув мельком, диагноз ставил и не ошибался никогда. Ну, почти никогда.

Оторвав голову от горячей подушки, с трудом вытащив из-под себя сбившееся комками одеяло и гармошкой съежившуюся простыню, он со стоном сел на кровати, взвизгнувшей ржаво продавленной панцирной сеткой. Потирая пульсирующие болью виски, окончательно проснулся и вспомнил, что никакой он, Георгий Новокрещенов, уже не врач, не майор, а пенсионер и хронический алкоголик, скорее всего... Новокрещенов приходил в себя медленно, как бы по частям собирался. Такие вот ошеломляюще-жуткие пробуждения с последующей идентификацией личности случались с ним в последнее время все чаще. Он оглядел комнатушку с низким, давящим потолком и подумал некстати, что гнилые стропила давно бы рухнули, если бы не опирались бессильно на пузатую печь, не беленную давно, с глиняными, еще крепкими боками.

Поднялся, кряхтя, и, шлепая босиком по выщербленным, занозистым половицам, осторожно обошел толстобокую по-бабьи печь, при этом его шатнуло, он врезался в нее плечом и почувствовал, что умрет сейчас, если бутылка, оставшаяся с вечера, окажется пустой. Ч-черт, слезы ручьем, не видно, есть там на дне-то? Он взял бутылку за тонкое горло, впился зубами в винтовую пробку - руки тряслись, зубами надежнее - и, понимая с облегчением, что пустую затыкать не стал бы, тряхнул и не увидел - услышал по бульканью, словно рыбка там золотая плеснулась - есть! Пододвинул желтоватый, захватанный пальцами стакан, опрокинул посудину, хихикнул счастливо - грамм сто набуробилось - в самый раз для начала! Нюхнул опасливо - сколько сам отравленных мужиков откачивал: хватанут с похмелья из бутыли впопыхах, без разбора, и - в ящик...

Выпил медленно, процедил сквозь зубы - физиологию надо знать, биохимию, он же не профан-пьяница. Если водки катастрофически мало, а так чаще всего и бывает, то надо учитывать, что процесс всасывания спирта в кровь начинается в слизистой оболочке полости рта, вот пусть и всасывается, гад, отсюда-то до мозга ближе, сразу шандарахнет по кумполу, и порядок, а то растечется по кишкам, пропадет без толку." Отщипнул кусочек хлеба, нюхнул, пожевал черствый, аж на зубах заскрипело, а все равно - благодать. Теперь Новокрещенов не суетился, не мельтешил. Протянул руку- благо комнатушка малюсенькая, камера в штрафном изоляторе шире - и в нагрудном кармане повешенного заботливо на спинку стула пиджака нащупал две десятки. Вчера пенсию получил, большую часть припрятал в потаенной щелке за плинтусом, а сотню сразу отложил на пропой, и вот осталось еще, из графика не выбился. Так что гуляй, нищая Россия!

Другим, умиротворенным уже взором оглядел Новокрещенов свое жилище, убогое, конечно, зато функциональное. Есть в нем все необходимое: кровать железная с панцирной, похожей на воинскую кольчугу, сеткой, с никелированными шарами на спинках - настоящий антиквариат! Стол - не дээспе задрипанное, а натурального дерева - дуба, должно быть, или ясеня - он плохо в этом разбирался, главное крепкий еще. стульев пара, простых, угловатых, с дерматином на сиденьях и спинках. прямо сталинские стулья, основательные, из тех, видать, еще канцелярий. Два подслеповатых окошка времянки выходили на ухабистую улочку, так и не дождавшуюся за два прошедших века асфальта, застроенную одряхлевшими особнячками, а еще два окна новокрещеновской халупки взирали, прищурившись, на дворик, огороженный жиденьким дощатым забором. Когда-то здесь росли несколько яблонь, развесистый куст сирени. ее запах сменялся к середине лета вечерним ароматом душистого табака, который обожали разводить в палисадниках окрестные старушки. Но с тех пор, как большой дом купила семья беженцев из средней Азии, смуглые дети новых хозяев мгновенно снесли всю дворовую растительность. Отца неугомонного полчища замурзанных детей звали Аликом.