Не верь, не бойся, не прощай - [49]

— А ты на жратве и пойле экономь, — посоветовал Кошкин, усмехаясь. — Как раз на спорт хватит. Сплошная польза.

Юмашев вытер лоб платком, превратившимся в серую тряпицу, и полез в багажник за предусмотрительно прихваченными шлакоблоками. Его подмывало посоветовать Кошкину обратиться к косметологам, чтобы те избавили его от ранней лысины, но он сдержался. С начальством спорить — себе дороже выходит. Даже с таким небольшим, как сержант.

— Покрепче привязывай, — деловито распорядился Кошкин, наблюдая свысока за действиями подчиненного. — А то в Ленинском районе был случай. Там одному кусок рельса на ноги навесили, а он как-то выскользнул и всплыл, зараза. Живой, прикидываешь? В прокуратуру побежал, мокрый.

— И что? — заинтересовался Юмашев.

— Да ничего. — Кошкин пожал плечами. — Его обратно определили, в следственный изолятор.

— Повесился, небось?

— Зачем? Вены вскрыл.

— Не понимаю я этих мудаков. — Выпрямившись, Юмашев пнул ботинком неподвижного пленника со шлакоблоками на ногах. — И чего им надо? Заявы пишут, какой-то, блин, правды добиваются… Вот она, правда. — Он плюнул на Евгения. — Не спорь с правосудием, не считай себя умнее других, и все будет тип-топ.

— Страха в них нет, — кивнул Кошкин. — Как демократия началась, так некоторые решили, что им теперь все можно. А нет, фигушки. Всему есть предел. Никогда такого не было, чтобы человек с системой сладил. А мы — система. Правоохранительная, тля. Порядок в стране на ком держится? На нас. — Сержант похлопал себя по тощему затылку. — Мы как те атланты.

— Кто? — не понял Юмашев.

— Атланты, которые держат небо на каменных руках, — торжественно и непонятно высказался Кошкин. — Есть, сынок, такая профессия — закон соблюдать.

— А, понял. Атланты, они навроде полицейских?

— Круче. Все, хорош болтать. Понесли болезного.

До ушей Юмашева донесся громкий хлопок, словно где-то рядом взорвали петарду. Наклонившийся вперед Кошкин боднул его головой в живот. Решив, что сержант дурачится, Юмашев легонько его оттолкнул и отступил на шаг. Кошкин мягко повалился в пыль.

Раздался еще один хлопок. Юмашев, собиравшийся окликнуть напарника, почувствовал болезненный удар в грудную клетку, разом выбивший из него весь воздух. Задохнувшись и выпучив глаза, он увидел двух мужчин, приближающихся к нему со стороны кустов. Оба держали пистолеты в вытянутых руках.

— Ну, здравствуй, сука, — сказал тот, который был постарше и чье лицо было иссечено глубокими морщинами.

— Здра… — машинально произнес Юмашев.

Вторая пуля пробила ему нижнюю челюсть, выбросив наружу мешанину зубов и клочья мяса. Он упал, увидел над собой огромное небо и вдруг понял, что жил зря и умер зря и что больше ничего-ничего никогда не будет.

— Готов, — сказал Колокол, толкнув подошвой голову на безвольной шее. — Добей своего.

Подчиняясь приказу, Баркас выстрелил в затылок лежащему на земле Кошкину. Ноги сержанта дернулись, как будто он вознамерился подпрыгнуть. Но куда? Зачем? Все кончилось для сержанта Кошкина, так же как кончилось для его напарника. Несколько секунд назад они были живыми людьми, а теперь превратились в ничто. Так на них Колокол и посмотрел — как на пустое место.

— Форму с них сними, — сказал он.

— Зачем? — насторожился Баркас, который убивать, в принципе, любил, а вот прикасаться к мертвецам брезговал.

— Носить будем, — сказал Колокол и засмеялся. Коротко, как будто кашлянул пару раз.

Вздохнув, Баркас склонился над первым трупом. К тому моменту, когда он покончил с работой, Колокол подогнал машину поближе.

— Что дальше? — спросил Баркас, спрятав форму в багажник. — Утопим мусоров?

— Ни в коем случае. Пусть знают.

— Как скажешь. А Зарю куда? В воду или…

— Или, — сказал Колокол. — Сними с него грузила и приведи в чувство. Траванули Зарю. Скорее всего клофелином. Видел, как его волокли?

— Он и теперь как спящая царевна, — пожаловался Баркас.

— Водой поливай, зажигалкой прижигай. Давай, давай, действуй!

Прошло не менее получаса, прежде чем Евгений смог сесть, бессмысленно хлопая глазами. К счастью, он пил вино, а не водку, поэтому действие клофелина было не таким длительным. Не пострадала и его память, как это бывает при сильном отравлении. Придя в себя, Евгений сумел более или менее связно рассказать о том, что с ним приключилось.

— Сдала тебя баба. — Баркас выругался. — Обычное дело.

— Ей, наверное, денег подогнали, — рассудил Колокол. — Или припугнули.

— Нет, тут что-то не то, — покачал головой Евгений. — Марина встревоженная была. И Антошки дома не было.

— Думаешь, похитили пацанчика? — наморщил лоб Баркас.

— Похоже на то.

— Почему так решил? — поинтересовался Колокол.

— Тут много всякого намешано, — сказал Евгений, морщась.

— Например?

— Взять хотя бы то, что Марина вообще не пьет. Совсем.

— И пива? — не поверил Баркас.

— А шампанское? — спросил Колокол.

— Насколько я знаю, вообще ничего, — сказал Евгений. — Ни пива, ни шампанского. А тут вдруг ей водки захотелось. Да еще с утра. Хорошо, что я вина взял. А то ведь и окочуриться мог.

— Но клофелинчику тебе все же твоя баба сыпанула, а не кто другой, — напомнил Баркас.

— А что ей оставалось, если Антошку похитили? Что сказали, то и сделала.