Не ведая страха - [7]

Он даже не уверен, думает ли так же, однако все военные концепции и афоризмы стоит записывать, хотя бы для того, чтобы понять, как мыслит враг.

Племена воинов верили в это. Они были благородными союзниками, одаренными бойцами. Разумеется, низкотехнологичными, ничего подобного его Легиону. Т`Ванти согласились служить в качестве ауксилий. Со стороны Жиллимана это был дипломатический ход. Если он позволяет аборигенам разделить с ним победу, они также могут принять на себя ответственность за поддержание согласия на своей планете. Однако в тот день перемещения орков были переменчивы, по толпе проходили непредсказуемые всплески своеволия. Вопреки всякому здравому смыслу они повернули на запад. Силы Жиллимана задержались на один день. Племена воинов двинулись вперед самостоятельно и заняли холм в Кундуки, в буквальном смысле слова обезглавив командование зеленокожих.

Казалось, что Т`Ванти наслаждаются своими достижениями и абсолютно не замечают потери в восемьдесят девять тысяч человек.

Жиллиман задумчиво вертит в пальцах стилус. Чтобы гибнуть в таких количествах, нужна дисциплина. Это одна из причин, по которым на стене его покоев висит режущий кордулус Т`Ванти. Он полагает, что у него наиболее дисциплинированная военная сила в Имериуме, что вполне оправдано, учитывая качества прочих Легионов. Но он не уверен, что даже его Ультрадесант сможет проявить столь высокую степень дисциплины, степень Т`Ванти.

— Им никогда не придется этого делать, — размышляет он вслух.

Жиллиман откидывается назад. Кресло изгибается, поддерживая бронированную громаду его тела. Он имеет облик человека, но является гораздо большим, куда большим, чем даже гиганты-транслюди из его Легиона. Он — примарх. Во вселенной осталось лишь семнадцать подобных ему существ.

Он — тринадцатый сын Императора человечества. Владыка Ультрадесанта, XIII Легиона. Среди себе подобных он один из наиболее человечных. Некоторые больше похожи на ангелов. Некоторые… наоборот.

Издалека его можно спутать со смертным. Только приблизившись, осознаешь, что он куда больше походит на бога.

Говоря кратко, он красив. Красив, как регент на старинной монете, как хороший меч. В нем нет привлекательности ритуального оружия, как в Фулгриме. Он не ангел, как Сангвиний. В нем нет разбивающей сердца ангелоподобности. Ни один из них не прекрасен настолько.

Очертания его подбородка указывают на исполнительность, будто у славного брата Дорна. Они оба обладают аристократизмом. Присутствует огромная сила Ферруса и живучесть Мортариона. В глазах порой мелькает шальной блеск Хана, а иногда — торжественность Льва. Как говорят многие, в форме его носа и лба есть энергия и торжество Гора Луперкаля.

Нет той горечи, что омрачает Коракса, или же затравленного отчаяния, которое терзает несчастного Конрада. В нем никогда не бывает нарочитой таинственности, окутывающей Магнуса или Альфария, и он более открыт, чем погруженный в себя Вулкан. Он одарен, чрезвычайно одарен даже по меркам примархов. Ему известно, что широта его познаний тревожит более преданных одному делу братьев, вроде Лоргара и Пертурабо. Он никогда не проявляет вспышек ярости Ангрона, а глаза не освещаются психопатическим мерцанием Русса.

Он многого достиг, и знает это. Порой ему кажется, что это недостаток, в котором он должен оправдываться перед братьями, но потом он ощущает вину за то, что извинялся. Мало кто из них на самом деле доверяет ему, поскольку, как он чувствует, они всегда гадают, что он собирается извлечь для себя из соглашения или сотрудничества. И еще меньше тех, кто его любит — своими друзьями он считает только Дорна, Ферруса, Сангвиния и Гора.

Некоторые из его братьев довольствуются ролью инструментов крестового похода, которыми они стали. Иные даже не делают перерывов, чтобы обдумать, что являются таковыми. Ангрон, Русс, Феррус, Пертурабо… Они — всего лишь оружие, и не желают ничего сверх этого. Им известно их место, и они согласны оставаться на нем, как Русс. Или же они понятия не имеют, что может быть другая желаемая роль, как Ангрон.

Жиллиман полагает, что ни один из них не был создан для того, чтобы быть только оружием. Ни одна война не может длиться вечно. Император, его отец, растил не одноразовых сыновей. Зачем ему было наделять их такими талантами, если им было предначертано стать ненужными после окончания войны?

Он вертит стилус в руке и перечитывает то, что написал. Он много пишет. Кодифицирует все. Информация — это власть. Техническая теория — это победа. Он намеревается собрать и систематизировать их все. Когда война кончится, быть может, у него найдется время как следует преобразовать свои архивы данных в некую формальную кодификацию.

Он осознанно пользуется стилусом, записывая вручную. Стилус делает пометки прямо на люмопластековой поверхности инфопланшета, но даже это считается архаичным. Клавиши кажутся безликими, а вокс-рекордеры или секретарские рубрикаторы никогда не подходили для его работы. Какое-то время он пробовал мысленную передачу и одно из более современных мнемоперьев, но и то, и другое оказалось неудовлетворительным. Стилус останется.