Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - [14]

Дома масса цветов, чудные розы, гвоздики, гладиолусы… Жалко бросать их здесь в пустой квартире. Укладываем вещи.

2 августа 1981. Свердловск

Вчера играли 126-й, и последний, спектакль «Орфей». Такое чувство, будто расстались навсегда с дорогим человеком. Восемь лет мы его играли, да дело даже не в этом…

Это была основа, атмосфера, воздух, которым мы дышали, даже играя другое. И это — кусок жизни, огромный, может быть больший.

Гастроли подходят к концу. Душно, жарко, скучно… Живем в уже знакомой гостинице «Малахит», даже рядом с тем номером, где мы останавливались с Сашей В. зимой.

Пожалуй, впервые за все эти годы полупустые залы (на обеих площадках), и причина только одна — хреновая организация. Спектакли идут на хорошем уровне, принимаются прекрасно. Артисты ташкентского театра (академического) обалдели от нашего театра, также и челябинские актеры. В Польшу, кажется, все-таки едем.

27 августа 81. Челябинск

Закончились бесславные челябинские гастроли. Парадоксально, но в этом городе на высоте оказалась пресса: и в количественном, и в качественном отношении. Несколько статей было просто хороших, умных. Что приятно особенно — была очень точная рецензия на «Правду хорошо…», толковая обзорная статья и др.

В плановом отношении эти гастроли — памятник бесхозяйственности и административному разгильдяйству!

Последний подарок сделал «Аэрофлот» — из-за отсутствия керосина рейсы откладываются на сутки-двое. Таня улетела в Ростов с опозданием на сутки — и то случайно и на большом везении (с чужим рейсом). Наша группа улетела без опоздания, поскольку московские рейсы стараются не задерживать.

И получилось, что мы вылетели почти в одно время: она в Ростов, а я в Москву. Какое-то время наши самолеты стояли рядом. Они пошли на взлет первыми.

Как только сели во Внукове, пока ждали багаж, тут же набрал по автомату Ростов — она подняла трубку… все в порядке.

Большинство нашей группы поселили в гостиницу «Бухарест», а я удостоился проживать в «России». Сказалась разница во времени, и я проснулся для Москвы рано — в 7 утра. Лежу — моргаю.

Никак не верится до сих пор, что мы едем в Польшу, но это так.

В Москве будем только три дня, 3-го вечером поезд.

После челябинской жары — прекрасно, холодно, пасмурно.

1 сентября 1981. Москва

Был на Малой Грузинской у Виталия. Раннее утро. Виталик предложил подняться на восьмой этаж к квартире № 30, где жил Высоцкий. Поднялись. Подъезд необычный, просторный, как в новых кооперативах. Перед квартирой большая квадратная комната с большим окном. На стенах картины. Серия «Родом из детства». Володя с военного детства, по этапам, старше, в костюме Гамлета, и в завершение крупный картон: он с гитарой в руках… На столике опавшие цветы.

Постояли, помолчали… Он здесь просто жил, как живут все люди… Тяжко. Виталий рассказывал о годовщине смерти. Молодежь со всех концов страны. Во дворе, в подъезде. Горят свечи. Много свечей. Стихи. Поехали в мастерскую. Пили чай, смотрели плакаты. Потом на выставку «Париж-Москва» в Пушкинский музей.

Это не передать и не рассказать. Но, конечно, галопом. Это жутко, это пытка — мчаться по залам, в которых надо бродить месяц, два, год! Кандинский, Малевич, Бурлюк\ Пикассо, Матисс, Ренуар, Дега, Шагал!!!

Потом галопом по городу в поисках уже земной пищи — гнусной земной пищи!

А вечером на Малой Бронной «Женитьба». Прекрасно. Эфрос — Эфрос — Эфрос! Неужели он единственный?!

2 сентября 81. Москва

Поезд Москва-Вюнсдорф.

3 сентября в 21.30 уехали с Белорусского вокзала.

Долго стояли на платформе, ожидали вагоны. Провожать пришла Елена Дмитриевна — дочь генерала Карбышева, пионеры с цветами.

Прибежали за несколько минут Наташка и Боря Бич, принесли мне свитер, я плохо экипировался, а в Москве уже холодно. Алик Павловецкий принес сухой колбасы нам в дорогу… О чем-то говорим, прощаемся, настроение у всех вздрюченное, поезд трогается, лица, руки, цветы, хождение по вагону, водка, ужин. Утром в 11.00 подходим к Бресту. Город, в котором не был 18 лет!!! А столько всего связано с этим городом. Стоянка до 19.00. Забирают паспорта. Идем в город с Валерой А. Узнаю и не узнаю когда-то знакомые улицы. Идем на Энгельса. Там, где когда-то давно стоял домик нашей тети Сони, огромное современное здание горисполкома, газоны, каштаны, груши. Груши, кажется, наши, раньше они были в нашем дворе.

Ищем тетю Соню по новому адресу. Она ждет. Получила телеграмму, прийти не смогла на вокзал. Братьев дома нет. Вова на работе, Валик не знает о моем «проезде».

Господи, об этом писать не буду, тетя Соня старенькая женщина, полуслепая, седенькая… Угощает нас жареной уткой, рябиной на коньяке и говорит только о Валике. Она его любит. Время от времени вдруг повторяет: «Коля, это не ты. Разве это ты?» Я все помню, я ничего не забыл, но это было, господи, когда это было — и было ли…

Она провожает нас до остановки и не плачет, а говорит, чтобы писал, и вспоминает моего папу, и говорит, что я — в него. Но когда улыбаюсь — я похож на маму, и еще что-то говорит, и все это ужасно грустно, невыносимо грустно, и мы идем по улочкам Бреста, моего любимого Бреста, моего детского Бреста, где был когда-то я, а может, это был и не я, а просто мальчик, которого я знал и о котором теперь смутно помню.