Не упыри - [50]

В конце августа мы вернулись к себе на Черниговщину и первым делом заглянули в школу. Директор сразу же позвал Романа к себе в кабинет – побеседовать, а я заволновалась и стала теряться в догадках. Время тянулось так медленно, что следующие полчаса показались мне вечностью. Только когда Роман появился из кабинета и я увидела его улыбку, от сердца немного отлегло.

Вышли мы из школы. Я спрашиваю:

– Что случилось?

– Все хорошо, – отвечает Роман с улыбкой.

– Тебе нравится меня мучить?

– Директор уходит на пенсию.

– Он тебя позвал, чтобы сообщить об этом?

– Нет. Он предложил мне занять его место.

– ?!

– Да, да! И не смотри на меня, как на сумасшедшего.

– А ты что?

– Мое мнение уже не имело значения, потому что он уже обо всем договорился с заведующей районо. Ничего не оставалось, как согласиться.

– У тебя же нет высшего образования!

– Я напомнил об этом, но директор заявил, что никому не отдаст свою должность, кроме меня. К тому же я учусь заочно, будет и у меня диплом.

– Вот так новость! А ты сумеешь? Справишься?

– Когда ты рядом, я не только справлюсь. Я готов хоть весь мир перевернуть.

– Нет, это я готова весь мир перевернуть, потому что люблю тебя больше жизни, – сказала я, едва сдерживая счастливую улыбку.

… ноября 1962 г

– Хочу что-нибудь продекламировать на концерте, посвященном Октябрьским праздникам, – сказал мне Роман.

– Тебе мало спектаклей? – спросила я, хотя могла бы и не спрашивать, потому что если Роман что-нибудь задумал – сделает обязательно, хочу я этого или нет.

– Надо подобрать что-нибудь патриотическое и в то же время такое, чтобы брало за душу.

– Полистай книги, может, что-нибудь и найдется, – посоветовала я.

Роман так и не сказал, что собирается декламировать.

– Хочу, чтобы ты послушала мое выступление как обычный зритель. Потом скажешь, получилось или нет. Хорошо?

…Никогда не забуду тот вечер, когда он вышел на сцену. На нем был черный, почти новый костюм, который мы купили по случаю его новой должности. Белая рубашка и темный галстук очень ему шли.

– Андрей Головко. «Пилипко», – объявил он.

В зале стало тихо. Роман выдержал паузу и начал читать.

– «У него глаза, как васильки во ржи. А над ними из-под рваного картуза волосы светлыми ржаными колосками. Это – Пилипко. А еще – сорочечка, штанишки на нем холщовые, латанные-перелатанные. Потому что – бедняки…»

Вокруг все замерло. Зрители ловили каждое слово. Я так затаила дыхание, что слышала биение собственного сердца. Его бархатистый голос звучал чисто и уверенно. Он словно растекался по всему залу, и чем дальше Роман читал, тем больше нежности слышалось в его голосе. И уже с первых слов каждый, кто слушал его, полюбил простого и бедного мальчика.

– «И хата вон там, за рассыпавшимся тыном, такая же залатанная и убогая…» – продолжает Роман, и я уже всецело во власти волшебного голоса.

К концу чтения женщины начали всхлипывать. А одна даже всплакнула во всеуслышание, но на нее сразу зашикали.

– «…Вздохнули десятки людей. Поднимаясь на цыпочки, рванулись широко распахнутыми глазами к парнишке, которого несли на руках… – Роман продолжает держать публику в напряжении, – …и затаили дыхание. И глянули на них синие очи, словно васильки изо ржи, – Роман понижает голос, и всхлипывания стихают, чтобы не пропустить ни одного слова. – Волосы – светлые ржаные колоски, а по ним стекает кровь на бледное личико, на сорочку заплатанную…»

Женщины уже не сдерживают рыданий, и я за кулисами начинаю плакать, потому что Роман читает так, что никто не может остаться равнодушным. В следующее мгновение зал взрывается аплодисментами…

Домой мы шли молча. Я была еще под впечатлением от выступления Романа. Почти у самого дома он спросил:

– Тебе понравилось, как я читал?

– А как ты думаешь?

– Публике, кажется, понравилось.

– Я вообще не понимаю, как ты умудряешься так держать зрителя? В зале ни один стул не заскрипел! Так читать способен только ты, – сказала я и попросила: – Только не читай мне этот рассказ дома.

– А это еще почему?

– Потому что снова начну плакать, – призналась я.

… ноября 1962 г

Как быстро летит время! Мы все время в работе, в движении, и с каждым днем оно становится все стремительнее. Роман готовится к сессиям, уезжает, возвращается, решает школьные проблемы, мы готовим новую постановку… Я не жалуюсь, что мне не хватает времени. Мне нравится такой бешеный темп, не оставляющий места для лени и безделья. Мы никогда не ссоримся. Наверно потому, что и на это нам не хватает времени. Или потому, что мы смотрим в одну сторону и думаем об одном и том же?

… декабря 1962 г

Мне нравятся те редкие дни, когда мы никуда не торопимся, не мчимся куда-то, как угорелые. В хате натоплено, тепло, уютно. Можно подойти к окну, раздвинуть занавески и выглянуть на улицу. Погода отвратительная. Идет затяжной холодный дождь. Временами к нему примешивается снег, прочерчивая косые белесые линии за стеклом. Порывы ветра швыряют струи дождя то в одну, то в другую сторону. Я вижу, как ежатся от холода прохожие. Они спешат домой, в тепло, поэтому почти бегут, подняв воротники своих пальто.

Затем я, окутанная облачком счастья, задергиваю занавески и ныряю к Роману в постель. Он всегда теплый. Я согреваюсь его теплом. Рядом с ним я всегда чувствую себя спокойно и надежно.