Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали - [22]

— Вот я на вавилонскую игрушку также смотрел, — проговорил дядя, — две ей с лишним тысячи лет... простите, Александр, продолжайте.

— А раз нельзя насытиться увиденным, значит, художник проник в бесконечность Елизаветы.

— У нее, правда, немного и было черт лица, — опять вмешался дядя, — но присутствие тонких внутренних выражений.

— Вы исключительно точно охарактеризовали!

— И опять прервал, прошу, великодушно, об извинении.

— Для меня удивительно, господа, как не только простые англичане, а и многие английские историки недооценивают эту свою гениальную управительницу.

— Вот по поводу этой гениальности? — деликатно попросил кто-то.

— В последний год жизни ее папаши Генриха VIII, пившего уже, по нашему выражению, «горькую», — взбрело ему, что девочка не его. Маленькая эта знала, и знала, что очень скоро может последовать за мамой своей: ну, через плаху казнить не станут, а подушкой придушить — в любую ночь. Такую судьбу девочки понимали многие, поэтому к Елизавете при дворе относились, хотя и скрытно, сочувственно. А в девять лет ее постигло еще страшное горе: оскотинившийся алкоголик папаша — буян с садистскими наклонностями — казнил молодую мачеху Елизаветы Катрину Гордон, которая стала почти подругой Елизаветы. Казнил, мерзавец, просто из пьяного хулиганства.

Великая княжна Екатерина, незамужняя в тридцать лет, в очередной раз взглянула на дядю, и возмутилась, крайне, тою английской жизнью.

— Это было, Ваше Высочество, во времена нашего Ивана Грозного, — прошептал тот.

— Елизавета, рано понявшая шаткость престола, даже делилось мыслью с интимным другом Робертом Дадли, что отдать в браке престол глупо, опасно, и выйди она замуж, король-представитель другого народа будет печься более о чужих, а не Англии, интересах.

— Логично! — Григорьев, пренебрегая пивом, налил себе коньяку.

— Казалось бы, да, — продолжил Гагарин, — но среди кучи английских аристократов, а позже — парламентариев, существовали группы с разными своими интересами.

Григорьев поднес рюмку, но не выпил.

— Политическими, ты хочешь сказать?

— Именно. Были сторонники брака Елизаветы с одним из эрцгерцогов Габсбургов, и эта группировка сразу получала большие шансы продвинуться в мощном союзе морской Англии и Австрийской Империи. Другие рассчитывали на такие же результаты в случае брака Елизаветы с испанцем Филиппом II. Наконец, существовала просто партия войны, считавшая, что надо действовать на континенте, завоевывая Нормандию. Авантюра чистая — Франция активно наращивала сухопутные военные силы, и их перевес выкинул бы англичан с континента.

— И тут появляется Френсис Бэкон? — Григорьев опять не выпил, в ожидании разъяснений.

— Не сразу. С 1561 года он простой член парламента. Но быстро становится лордом-хранителем печати, а затем — лордом-канцлером. Нет, господа, никто не мог быть наставником Елизаветы, и Бэкон был всего лишь поощряемым ею советником.

— Ну, слава Богу! — Григорьев, испытав не очень ясное для меня облегчение, выпил рюмку и не стал ничем закусывать.

— Не торопитесь, Аполлон Александрович, Френсис Бэкон вовсе не автор шекспировских вещей.

— То есть?! — он даже с обидой взглянул на виноватую в поспешности пустую рюмку.

— Фрэнсис Бэкон был автором немногих шекспировских вещей, и даже не был автором самой идеи «Шекспира».

— А кто же?! — произнесло сразу несколько голосов.

— Королева Елизавета, господа.

— Но зачем?! — раздалось опять почти хором.

— Символ, господа. Англии нужен был Великий символ. Англии, которую Елизавета не собиралась передавать в чьи-то чужие руки. Это значит — должно быть нечто, непосильное никакому другому народу. В Европе бушевал Ренессанс, сравняться с ней в живописи или архитектуре — никак невозможно. А вот собрать все национальные литературные силы, создать самый мощный художественный словарь было не просто реально: в Англии, как нигде, культивировалось литературное творчество среди аристократии. И позволю напомнить, Елизавета сама нередко принимала участие в любительских спектаклях. К тому же, драма и умный сонет сразу входят в культуру народа, это вам не итальянская живопись, где поди всё запомни, а сначала до многого доберись.

— То есть у вас есть данные, что именно Елизавета — создатель Шекспира?

— Как организатор. Хотя кое-что писала сама. Она ведь абсолютно свободно владела латынью, хорошо знала греческий, иначе — античную литературу. И европейскую новеллу знала, так как неплохо владела французским и итальянским.

Островский, разволновавшись, попросил тоже ему налить коньячку.

Дядя выполнил.

— Вам, Ваше высочество?

— Даме? Средь бела дня?!.. Разве чуть-чуть.

Великая княжна была симпатичной, слегка влюбленной в дядю, и слыла оригиналкой.

Позже в саду она нашла в траве лягушонка, поискала глазами цель... ближе всех оказалась одна из прелестных баронесс — в нее и полетел лягушонок.

— Вас, Ваше высочество, в Петропавловской крепости надо держать.

Дядя кивком подтвердил сделанный вывод, но на веселую хулиганку это ничуть не подействовало.

А если суммировать Сашин доклад, выходило следующее.

Главным администратором идеи Елизаветы «Шекспир» стал Френсис Бэкон. А главной ошибкой антистрадфордианцев, как стали называть антишекспировцев, была попытка найти стоящего за сим именем одного или нескольких авторов. Вокруг этого и шли основные споры антистрадфордианцев. В действительности, и Саша хорошо аргументировал это, в том числе филологическими аргументами, охват был крайне широк. В «проекте» участвовала почти вся талантливая английская аристократия, причем многие женщины.