Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали - [10]

С дядей мы тоже пили вина первого сорта, однако ж этот портвейн показался особенным — его вкусовое многообразие, чудилось мне, превосходит количество моих вкусовых рецепторов.

И дядя скоро признал, что в жизни его были только два случая, когда он пребывал в подобном восторге от питьевых ощущений.

Еще пара минут ушла на это чувственное благополучие.

Однако интересная и недосказанная история звала вернуться.

— Итак, — начал дядя, — вы снова определили фальшивки и сообщили об этом владельцу?

— Однако не стал сообщать о его предшественнике.

— Очень осмотрительно, Сергей Григорьевич. Какова же на этот раз случилась реакция?

— Гневная. Само собою, не на меня — на кого-то третьего, за сценой от нас, так сказать.

— И ничего конкретного?

— Очень быстро откланялся.

Мысль о простом пришла мне в голову.

— Позвольте спросить, граф, люди эти ведь как-то должны были себя называть? Дворецкому или еще кому-то...

Естественный ход моих мыслей у обоих вызвал вдруг замешательство, которое дядя сразу почти снял дружелюбной улыбкой:

— Серж, неужели люди с такой манерою поведения не приготовили заранее себе ложные имена.

— Назывались, конечно, — подтвердил граф, — и третий назвался.

— И третий?! — воскликнули мы.

— Набор как у первого, только добавилась еще одна монетка — византийская, IX века. И непонятная тут деталь — монетка-то настоящая.

— Так-так-так...

Произнеся, дядя задумался, а я спросил графа, почему первые двое визитеров с монетами, по его мнению, москвичи.

— И третий тоже. А объяснение крайне простое. Являлись они в одно почти время, и это совпадение заставило меня взять железнодорожное расписание.

— Браво, Сергей Григорьевич! — включился дядя. — Прибытие московского поезда?

— Плюс время сесть на извозчика и доехать до моего дома.

— Московский след, так сказать... хм, так что этот третий?

— Солгал, представившись отставным капитаном.

— Как, простите, сумели определить?

— Попытка спрашивать о командирах его частей сразу всё выдала. А монеты, якобы, достались в наследство от старой тетушки.

Дальше дядя попросил перо и бумагу и стал записывать признаки, по которым граф отличал доставленные ему подделки.

Граф терпеливо и тщательно всё указывал.

Дотошность дядина выглядела не очень уместной, хозяин, подумалось, рассказал всю историю как некий казус... однако дальнейший их разговор показал, что я совершенно ошибся.

— Ты, Андрюша, застал ту неприятность с Павлом Михайловичем Третьяковым, с поделками «малых голландцев»?

— Застал, незадолго до моего отъезда она приключилось.

Я знал, что богатый купец Третьяков собирает современную русскую живопись, и от товарищей по любительскому театру слышал: намерение его очень серьезное, и даже государственного значения: национальный музей хочет создать. Но причем тут «малые голландцы» — живописцы Голландии XVII века, писавшие небольшого формата картины бытового жанра и всевозможнейшие пейзажи.

— А притом, Серж, что Третьяков свое собирательство с них именно начал и получил сразу в рыло.

Граф, улыбнувшись дядиной грубости, сообщил:

— Я ведь остерегал его — много в Европе сейчас подделок, целая компания немецких художников с десяток лет этим грешила. Да молодость его была не очень внимательна.

— А сколько Рембрандтов фальшивых гуляет! — дядя даже хлопнул себя ладонями по коленям. — Сотнями исчисляются, сотнями!

Опять пришлось удивиться, что нечестное ремесло не есть продукт только лихого нашего времени.

— И когда же их делали?

— Почему ты в прошедшем времени? — поправил дядя. — И сейчас вовсю мастерят. В Америку активно доставлять стали, там богатых профанов хоть отбавляй.

— Примерно через сто лет после смерти Рембрандта начали под него писать, — пояснил граф, — причем одно время завели даже артельное производство. А до того подделывали, главным образом, итальянское возрождение, но начались массовые подделки с самого Альбрехта Дюрера и выполнено по нему работ не меньше, чем написал сам Дюрер.

Граф прервал интересную тему, предложив еще выпить замечательного портвейна...

На несколько минут они — истинные ценители — обо всём забыли, я, однако, с сожалением о себе подумал: «не в коня корм».

И успел задать себе вопрос, на который почти сразу ответил: «Почему даже в средневековые времена, когда любой суверен легко мог расправиться в своих владениях со всяким преступником, почему при этом процветали подделки искусств? Да к тому же, обману подвергалась богатая знать, именно и покупавшая эти произведения». Ответ не потребовал долгого размышления: «Однако как уличать? Любой продавец подделок заранее готовит легенду о том, как вещь попала к нему. Он сам, например, купил ее у другого, и так оно тоже бывало. Но главное — подделка разоблачается не сразу, а там — ищи свищи: продал в Германии, а через месяц жулик уже во Франции — или наоборот».

Старшее поколение, меж тем, «возвратилось к теме» — дядя спросил: как бы граф охарактеризовал тех трех визитеров типологически?

— Я и сам хотел об этом высказать впечатление. В них та между собою похожесть, которая свидетельствует об одинаковой общественной принадлежности. — Граф посмотрел на нас: — Понятно ли я сказал?