Не уходи - [117]

— У меня много дел. Масса благотворительных мероприятий, работа в фонде в поддержку демократов, несколько лекций по французскому искусству и литературе, занятия французским с детьми из приюта. Расписание такое жесткое, что едва ли останется время скучать о вас.

Люси улыбнулась.

— Конечно, ты будешь скучать. — Она поднялась и взяла сумочку. — Я вернусь в десять. Пока.

— До встречи, дорогая. — Как только дочь вышла из комнаты, улыбка исчезла с лица Лизетт. Она посмотрела на свое отражение в зеркале туалетного столика. Да, она будет занята, но одинока. За годы, проведенные в Америке, Лизетт так и не обзавелась настоящими друзьями. Те, с кем она обедала, играла в бридж, посещала театры и художественные галереи, были их общие с Грегом друзья. Но у нее так и не появилось никого, кому Лизетт захотелось бы откровенно рассказать о том, что она несчастна в браке с мужчиной, которого так любит, что не может уйти от него.

Да, ей предстоит долгое лето. Нейрохирург из Лондона, пообещавший Грегу восстановить подвижность ног, предупредил, что ему придется провести в клинике не меньше трех месяцев. А может, Люси права? Не поехать ли куда-нибудь одной? Но куда? Лизетт хотелось только одного — отправиться в Лондон вместе с Грегом, но он уже объявил, что поедет туда один.

* * *

— Пиши мне каждый день, дорогой, хотя бы одну строчку на открытке, — попросила Лизетт сына, провожая его в аэропорту. — Я хочу знать, где ты находишься, и буду отмечать на карте твои перемещения по Европе.

Доминик рассмеялся и поцеловал мать в щеку:

— Ладно, буду писать.

Лизетт смотрела, как он шел к выходу на летное поле: высокий, широкоплечий, с пружинящей походкой. Она заметила, что женщины бросают на Доминика восхищенные взгляды.

А вот Грег не позволил проводить его в аэропорт, потому что это было одним из немногих мест, где он ощущал свою неполноценность. Грег уезжал, полный надежд на то, что вернется уже не в инвалидной коляске, а на своих ногах. Доктор Мьюир, нейрохирург из Лондона, согласившийся лечить его, достиг блестящих результатов в аналогичных случаях и делал оптимистические прогнозы.

— Денег у тебя на счете хватит на все время, пока я буду отсутствовать, — сказал Грег, когда шофер понес его вещи в машину. — Но если они понадобятся, позвони в банк и на твой счет переведут необходимую сумму.

Лизетт хотелось говорить не о деньгах, а о предстоящем лечении, о вероятности того, что Грег снова сможет ходить. Хотелось обнять и поцеловать мужа на прощание, сказать, как сильно она любит его. Но вместо этого Лизетт сказала:

— Спасибо, дорогой. Возможно, я поеду в Италию, а на обратном пути могу на несколько дней остановиться в Лондоне…

— Нет! — Глаза Грега потемнели. Хватит с него и того напряжения, которое предстояло ему в течение трех месяцев. Не стоило усугублять его еще и присутствием жены, которая не любит его. Грег уже смирился с мыслью о том, что, если он снова встанет на ноги, Лизетт, вероятнее всего, уйдет от него. Тогда ее уже не будет удерживать долг перед ним. — Обо мне не беспокойся, — холодно добавил Грег. — Все будет в порядке. Я позвоню тебе из клиники. До свидания, Лизетт.

— До свидания, — печально ответила она.

* * *

Первая открытка от Доминика пришла из Брюсселя.

«Пишу из кафе на Гран-плас, и ты ни за что не угадаешь, кто сидит рядом. Мел! Она здесь на каникулах вместе с тетушкой. Отсюда они поедут в Кельн, а оттуда отправятся вниз по Рейну до Гейдельберга. Путеводители утверждают, что если достаточно долго просидеть в кафе на Гран-плас, то мимо постепенно проследуют люди почти со всего мира. Но кто бы мог поверить, что я встречу Мел после стольких лет! Невероятно, но она совершенно не изменилась! Я сидел, с наслаждением пил пиво и вдруг услышал, как женский голос с типичным английским акцентом жалуется на то, что голубь испортил ей прическу. Я обернулся и увидел Мел! Ну все, мне пора. Очень люблю. Д.».

Лизетт несколько раз перечитала открытку. Мелани. Интересно, она все такая же хорошенькая и такая же егоза, какой была в детстве? Как странно, что после всех попыток Анабел разорвать детскую дружбу между Мелани и Домиником они все же встретились на площади в Бельгии! Лизетт решила, что это судьба, и больше не думала об этом, пока не получила от Доминика еще две открытки — из Кобленца и Мангейма.

«Мел не поедет домой с тетушкой, когда они доберутся до Гейдельберга, а отправится со мной в Италию. Южная Германия великолепна, здесь потрясающие сельские пейзажи. Очень люблю. Д.».

Лизетт со страхом смотрела на строчки, написанные уверенным почерком. Мелани так молода. Наверняка она не спросила разрешения у Анабел. Потому что если бы спросила, то, несомненно, получила бы отказ. Уж никак не Доминика пожелала бы Анабел в спутники своей дочери. Одно только упоминание его имени вызвало бы у нее воспоминания о неверности Люка. Анабел, как и Грег, категорически не хотела никаких отношений между их семьями.

Лизетт написала сыну письмо, молясь в душе, чтобы оно пришло в Гейдельберг раньше, чем молодые люди уедут в Италию. Она писала, что Мелани должна вернуться домой, и просила их не проводить лето вместе. Лизетт мотивировала это тем, что Мелани очень молода, поэтому ее путешествие с Домиником, которого она не видела много лет, несомненно, расстроит Анабел. Лизетт потребовала, чтобы Доминик немедленно позвонил домой.