Не уходи, Аук! - [26]
— Знаю! — чуть слышно откликнулся соловей.
— Так вот. Забудь лес, который только четыре луны может тебя прокормить. Оставайся у нас. Ты будешь всегда сыт. Чего тебе еще надо?
— Я хочу спеть свою песню, — сказал Тьо.
— Споешь. Я этим займусь. Мы прославимся вместе. Я уже придумал программу концерта «Тайна весенней ночи». Исполняет восточный соловей по прозвищу «Серебряное горлышко». Тебя признают лучшим певцом мира пернатых. Райская птица подарит тебе перо из своего хвоста. Согласен?
— Нет, мы, соловьи, поем под звездами, охотимся в траве, гнезда вьем на земле. В вашем лесу деревья закрывают небо, травы нет, и земля у вас другого цвета — красноватая, не наша земля. На чужбине я свою песню не спою!
— Ну и дурень! — рассердился старый попугай.
Он прибавил и другие обидные для соловья слова на двенадцати языках и улетая, крикнул:
— Еще неизвестно, умеешь ли ты вообще петь!
Эти слова ранили соловья в самое сердце. Неужели он обманывает себя и других? Самое ужасное, что Тьо не мог вспомнить ни одной строфы из песни отца.
Он поселился у озера. Жил одиноко, тихо. И вдруг на него напала тревога. Будто кто-то его зовет.
Однажды, проснувшись на рассвете, Тьо понял, почему его крылья неудержимо просятся в небо. В нем пробудилась песня. Она и была тем невидимым сигналом, о котором на прощание ему говорил Аук. Песня звала домой.
Она звала не только Тьо. К нему прилетели Юи и Фиид. Они разыскали старшего брата, чтобы вместе с ним повторить: — Пора!
Старый попугай был прав: Обратно летят скорей, ведь это дорога домой. Но все равно приходилось делать остановки, чтоб запастись «горючим», как советовал Аук.
В долине Нила молодые соловьи встретились с отцом. В часы отдыха они прислушивались к его голосу и сами пробовали напевать.
Но когда взошла полная луна, не стало слышно Фиида. То ли отстал, то ли попался в когти хищнику.
Порой и Тьо так уставал, что опустил бы крылья, если бы в нем все настойчивей не звучала песня. Противиться ее зову он не мог.
Кто показывает перелетным птицам дорогу ночью? Эту загадку люди пока еще не в силах разгадать.
Самой страшной была ночь, когда буря застигла соловьев над морем. Птиц сносило. Ветер пригибал их все ниже и ниже к бушующей, белой от пены воде.
Все вокруг бурлило и клокотало. Перья намокли, крылья ослабели. И негде было приземлиться, чтоб передохнуть.
И вдруг погибающим птицам почудилось, что навстречу им движется лес. Плывут стоймя по волнам высокие деревья с распростертыми голыми ветвями без листвы.
Это приближался парусник. Соловьи приняли за деревья корабельные мачты, с которых были спущены паруса.
— Летите к деревьям! Лес нас спасет! — крикнул отец-соловей.
Сам он не долетел, его сшибла высокая волна.
Юи и Тьо отчаянным рывком перемахнули через борт и упали на палубу.
Забившись в темный угол, они слышали громкие голоса людей, но бушующее море было страшней человека.
К утру буря утихла. Соловьи взлетели на рею, чтоб обсушить на солнышке перья.
— Теперь ты старший, — сказал Юи брату. — Отцовское место в лесу будет твоим. А я поселюсь где-нибудь неподалеку.
— Может, не моим, а твоим, — возразил Тьо. — Еще неизвестно, кто из нас долетит.
И снова они летели над лесами, полями, городами… Все сильней чувствовалось, что дом близок, и по цвету земли, и по стволам берез, белевшим при свете второй полной луны.
Но крылья несли Тьо дальше. Ему нужна была не просто береза, а та самая березка, та самая рябинка, те самые кусты на краю оврага, где он вылупился из яйца.
И наконец он их увидел.
Он прилетел домой безлунной ночью, но небо было забрызгано звездами, как лесная травя ночной росой.
Тьо нашел свою любимую ветку и ухватился за нее лапками.
Казалось, что притихшие кусты и деревья чего-то ждут.
Ждет, выглядывая из-за березы, большая голубоватая звезда.
Ждет сама весенняя ночь.
Горлышко соловья напряглось, крылья затрепетали, клюв раскрылся. И молодые, звонкие, торжествующие звуки рассыпались стеклянной дробью, словно засверкал, застучал, защелкал по корням и веткам крупный алмазный град.
И все лапы, ступавшие по ночным тропам, замерли.
Все уши насторожились.
Листья без ветра дрогнули.
По лесу пронесся тихий радостный шорох-шепот:
— Соловей! Поет соловей!!
А сам певец так захлебнулся песней, что ничего не слышал, ни лесного шороха, ни голоса Аука:
— Я знал, что ты вернешься, малыш!
Как Тигр извинился
Ни один куст не растет на лесной земле случайно, ни одна птица, ни один зверь не поселится зря. Все хотят жить, а без еды не проживешь.
Кто кого в лесу ест? Ты словно перебираешь звенья цепочки: осина — заяц — лиса, елка — белка — куница, сосна — лось — волк… Ястреб уносит в когтях тетеревенка, чей зоб набит ягодами черники. Над оленем тучей кружатся насекомые кровососы. Мыши подбирают опавшие желуди, за мышами охотится сова.
Все хотят жить, и все живое связано между собой. Это закон для всех лесов: и сосновых, и березовых, и дубрав, и дальневосточной тайги, где растут и ель, и кедр, и дикий виноград, где живет самый могучий и красивый из тигров.
Но он, Тигр, кого Лесной Народ признал Повелителем Тайги, этого закона не знал.
Тигр считал, что деревья существуют для того, чтобы точить о них когти. Так поступают все кошки. А тигр тоже кошка, хотя и весит более трехсот килограммов, прыгает на шесть метров в длину и на два метра в высоту и ударом лапы может свалить жеребенка. Огромная дикая кошка редкой красоты, чей желтый с красноватым отливом мех оттеняют бархатно-черные полосы.
