Не трогай кошку - [32]

Я запнулась. Он вошел в комнату и двинулся ко мне вдоль ряда парт. Они оказались маленькими, он еле доставал до них кончиками пальцев. Это вызвало у меня воспоминания. Поймав мой взгляд, он остановился.

– Что случилось?

Я в нерешительности проговорила:

– Джеймс? Ты – Джеймс?

Я замолкла, увидев озорной огонек в его глазах. Застигнутая врасплох после недавнего контакта с любимым, после переживаний, предшествующих приходу брата, я почувствовала, что, глядя на него, краснею от беспричинного смущения.

Об этом человеке я знала точно лишь то, что он один из моих троюродных братьев. Это был высокий мужчина, хорошо сложенный, с бледной кожей, которая даже на испанском солнце загорала не более чем до легкой желтизны, с прямыми белокурыми волосами, тонким носом и серыми глазами. Его рубашка и галстук серых оттенков – по случайности или нет – очень шли к его глазам. На первый взгляд он производил впечатление увлеченного модой легкомысленного молодого человека, но при виде этих глаз и сжатых губ впечатление стиралось. Из всех черт только рот у него был не от Эшли – длинные, с изогнутыми уголками губы сжимались так, словно он привык хранить секреты и всегда владеть собой. Это придавало брату замкнутый и настороженный облик и контрастировало со всем остальным, унаследованным от Эшли. Я вспомнила его мать; детские воспоминания – вот все, что у меня осталось от нее, но я живо представляла себе умную волевую женщину, привыкшую думать самостоятельно и по-своему защищать свои амбиции. Если она передала эту черту сыновьям, это могло стать хорошим предзнаменованием для Эшли-корта. В этом умном настороженном мужчине было больше характера, чем в моем добром отце. Возможно, переняв такие свойства, эти Эшли добьются большего, чем мы. Его улыбка тоже вызвала воспоминания. В ней была очень знакомая озорная искорка.

– Только не говори, что обозналась, милая Бриони! Нам никогда не удавалось тебя провести. Нет, я Эмори. А ты ждала другого?

– Нет, конечно, но...

– Разве тебе не сказали, что я приеду с Кэти из Вустера?

– Да, сказали, но... Ах, все в порядке, просто я обозналась. – Я снова улыбнулась. – Ладно, кто бы ты ни был, мое дело сказать: рада тебя видеть. Вся эта «вина» – ерунда, и папа первый так бы сказал. Давай больше не будем об этом, пожалуйста.

Я разогнулась, встав со скамеечки, и протянула к нему руки. Он шагнул вперед, взял их в свои, а потом притянул меня к себе и по-братски поцеловал в щеку. Я инстинктивно отшатнулась. Сначала он попытался удержать меня, но потом рассмеялся. Я набрала в грудь воздуха, хотела что-то сказать, но не успела – он поднял руки, сдаваясь:

– Ладно, ладно, молчи. Вижу, мы так и не научились тебя дурачить.

– Так зачем же пытались?

Почему-то я не переставала анализировать и злилась.

– Просто так, – легко ответил он и выждал, словно предлагая сказать еще что-нибудь, но я молчала. Момент не очень располагал к объяснениям. С виду я запросто могла принять Джеймса за Эмори, но прикосновения, а тем более поцелуя я бы никогда не спутала. Как только он взял меня за руки, я поняла, кто это. Сверкая на солнце, между нами плыла пыль. Сквозь нее я видела его глаза, по-прежнему улыбающиеся и – я не сомневалась – настороженные.

Но он начал говорить о моем отце. Я слушала, благодарила его и что-то отвечала, но не могла освободиться от затмевавших все остальное мыслей. Я вдруг заметила, что не могу встретиться с ним взглядом, и отвернулась, снова устроившись на скамеечке у окна.

Приятный холодноватый голос замолк, а когда он заговорил снова, я уловила перемену.

– Бриони. Постарайся не очень горевать. Мы тебя не оставим. – Поколебавшись, он добавил, словно отве чая на что-то и, видимо, стараясь покончить с этим: – Пока не время говорить о поместье, но не беспокойся, мы что-нибудь придумаем.

Слова звучали ласково, но мне показалось, они снова и снова звенят у меня в ушах. Я что-то ответила, не помню что, а потом вдруг спросила:

– Как здоровье дяди Говарда?

Джеймс присел за одну из парт и как будто расслабился.

– Ему получше; во всяком случае, говорят, ему ничто не угрожает, но до выздоровления далеко. Отцу придется отойти от дел, ты знала об этом? Все усложнилось. Боюсь, он еще долго не сможет приехать. Никак. А ты когда собираешься устроить поминание дяди Джона?

– Я еще не говорила с викарием. Думаю, с этим можно подождать, пока дядя Говард не сможет принять участие. Так ведь будет лучше, правда?

– Я знаю, он хотел бы приехать.

– Наверное, Эмори отправился к нему в Херес? – спросила я. – Раз ты здесь.

– Он ездил пару раз навестить отца, но чаще всего сидит здесь, в Бристоле или в Лондоне. Без отца многое стало труднее.

– А ты, ты когда приехал?

– В конце апреля. Мы понадобились Мигелю, и я подменил близнеца здесь. Брат очень переживал, что не может приехать на кремацию, но было невозможно. Извини.

– Ничего, я понимаю. А про Френсиса ты что-нибудь слышал?

– Ни слова. Думаю, и ты тоже? Наверное, все так же отшельничает в Дербишире. Не знаешь, с кем он там?

– Понятия не имею. Но, зная Френсиса, думаю, он сам по себе.

Джеймс пожал плечами:

– Вероятно. Но без сомнения, скоро будет здесь.