Не только память - [33]

Люди, которых лечил Матвеев, лучше могут судить о нем, чем я. Вот что они говорят:

«Я никогда не забуду Ваших усилий, — пишет У Мьин Хан из южного города Мергуи, — чтобы восстановить мое здоровье. В признание Вашей великой доброты позвольте мне пригласить Вас нанести визит нашему городу в удобное для Вас время. Не будет большего счастья для меня, чем принять Вас у себя на родине». Другое письмо, из Рангуна: «…Я хочу, чтобы Вы поверили, что сколько бы я ни прожил на свете, я никогда не забуду Вас, человека, который вернул меня к нормальной жизни…»

Наверняка на столе у доктора Матвеева накопилось много новых писем с тех пор, как мы покинули Таунджи.

Когда мы ехали в госпиталь накануне отъезда, «Волга» была на профилактике и нам дали госпитальный ЗИМ. На тротуаре пожилая женщина с большой корзинкой в руках помахала нам рукой. Остановились.

— Не подвезете меня до госпиталя?

Таунджи — город маленький, все машины наперечет, и если едет вниз по улице — значит, в госпиталь.

— Меня зовут мисс Годвин, я учительница здешней школы. Вот еду к доктору Матвееву. То есть не столько к доктору Матвееву, сколько к Ма Кин Кин. Вы не знаете Ма Кин Кин? Но вы наверняка должны знать доктора Матвеева. Ну вот, я так и думала. Он лучший доктор, которого я знаю, и самый добрый. Уж можете поверить — я чуть не умерла. И в Рангун ездила и даже в Индию собиралась, но мне говорили — ничего не получится. Терпите. И вы можете поверить, я уже собралась умирать. Задыхалась, по ночам не спала. Сколько мне лет, как вы думаете? Вот и не угадали. Мне сейчас сорок пять, а год назад было шестьдесят с лишним. Нет, какие тут шутки! Это чудо. А теперь почти каждый день бываю в госпитале. Вы разве не знаете, летом, после каникул, доктора провели обследование учеников всех школ Таунджи? Это было невиданно! А потом начали лечить всех, кому требовалась помощь. Говорят, у вас в России такие осмотры проводятся регулярно. Это замечательно! Две мои ученицы лечатся теперь у доктора Матвеева. Вот везу им мандарины. В Таунджи самые лучшие в мире мандарины. Вы не знали? Ах, да, вы приезжие. Спасибо большое, что довезли. Если завтра будете в госпитале, увидимся. Я каждый день здесь бываю после школы.

И мисс Годвин застучала каблуками по широкой лестнице.

У этой лестницы мы встретили По Хла. Правда, мы тогда еще не знали, что его зовут По Хла. Он стоял у двери, в широкополой шляпе, с шанской сумкой через плечо. Рядом была сестра в красной юбке.

— Извините, — сказала она, — этот человек узнал, что вы из Рангуна, и у него есть к вам просьба. — Сестра хихикнула, как будто просьба казалась ей странной.

По Хла достал из сумки листок бумаги, вырванный из тетради в клетку.

— Он просит вас напечатать в газете его стихи. Ему не нужны деньги. Он писал, пока лежал у нас в госпитале, а теперь возвращается в деревню.

По Хла передал нам листок, сказал «спасибо» и покинул нас. Больше мы его не видели. В том, что крестьянин в Бирме пишет стихи, нет ничего удивительного. Даже в самой глухой бирманской деревне много грамотных. Буддийская страна — здесь испокон веков в монастырях ребятишек учили читать и писать. А теперь и говорить нечего. Школа в каждой деревне. Музыку и поэзию бирманцы очень любят. И поэтов на душу населения больше, чем в любой европейской стране.

Стихи были напечатаны в газете:

Бирманский крестьянин

в Таунджийском госпитале

Бедный бирманский крестьянин

С проломленной головой

Пришел в Таунджи, в госпиталь.

Его одежда была изорвана и забрызгана грязью,

И тело его было немытым.

Он хотел убежать, когда увидел,

Как чисты в госпитале стены и вода течет по трубам

В белые умывальники.

И даже в своей палате он мог повернуть кран,

И холодная вода,

И горячая лилась — стоило пожелать.

И еще была кнопка — вызвать сестру,

И простыни были белыми.

Но никто не пришел навестить его,

Никто не принес ему из дому вкусных вещей.

Вдруг совсем незнакомый человек,

Иностранец,

Русский доктор

Подошел к его изголовью и спросил о здоровье.

Как спрашивает близкий друг,

И стало легко.

ДОРОГА НА МАНДАЛАЙ

Да, все-таки мир мал. Последним вечером в Таунджи я шел по узкой уличке в гостиницу к нашим туристам. Очень тихо, очень много звезд и светлый дом под горой. Холодно и сосны. А в пустой гостинице, в холле, где пахнет недавно потушенными свечами, — Рождество, и с потолка свисают сморщившиеся воздушные шары. Заспанный бой показал мне комнату, где остановились наши Саплина и Поповкина. Саплина лежала на кровати с красной распухающей щекой. Обгорела на озере Инле. Через три дня они вернутся в Москву, позвонят к нам домой и скажут, что все в порядке. А я в то время буду в Мандалае.

Когда еще не рассвело толком, мы прощались с Таунджи и Шанскими горами. На рынке было так много мандаринов, что, казалось, там уже взошло солнце. Мы завалили мандаринами заднее сиденье, где лежала молодая сосенка — ее принесли знакомые бирманцы. Будет чем встретить Новый год в Рангуне. В «Волге» хорошо пахло — Новым годом, хвоей и мандаринами. К рынку съезжались повозки с астрами. Ранние покупатели уносили белые и красные букеты.

Дороги хороши рассветами. Рассветы — особенным, острым чувством, когда, еще не полностью очнувшись, воспринимаешь все до самого сердца.