Не так страшен черт - [3]

Теперь что касается собственно кабинета. Стены его были отделаны панелями из синтетического материала, очень искусно имитирующего настоящее дерево. На двух противоположных стенах висели двухплафонные бра, в которые я намеренно вворачивал сорокаваттные лампочки, чтобы они не освещали помещение, а только создавали видимость желтого и рассеянного света. Под одним из них чуть кривовато был подвешен перекидной календарь с обнаженными красотками, вульгарность которых могла соперничать разве что только с беспринципностью тех, кто их запечатлевал на пленке, и тупостью тех, кто покупал подобную полиграфическую продукцию для украшения собственных квартир. Часть стены рядом с другим бра закрывала копия старого плаката к фильму «Касабланка», который я ни разу не видел. Под плакатом – четыре полумягких стула для посетителей. Слева от входной двери стоял горбатый платяной шкаф, похожий на поставленный вертикально двухспальный гроб. Рядом с ним – деревянная рогатая вешалка, на которой обычно висела моя широкополая фетровая шляпа с примятой особым образом тульей. Противоположный угол занимал предмет моей особой гордости – шкафчик со множеством ячеек, точно такой же, в каких знаменитые сыщики прошлого хранили свои картотеки. В отличие от них, я работал с материалами, систематизированными с помощью компьютера, но шкафчик для картотеки придавал комнате необходимый колорит. Я не раз обращал внимание на то, как, едва только войдя в кабинет, клиент бросал в направлении картотечного шкафа заинтересованный взгляд. К тому времени, когда взгляд смещался в мою сторону, он обычно был уже уважительным. Должно быть, так же, как и мне, подобные шкафчики казались посетителям непременным атрибутом всякого уважающего себя сыскного агентства. Но для них навсегда оставалось тайной то, что в ящичках этого шкафа хранились только корешки оплаченных счетов за аренду помещения да старые газеты, которые я все время забывал выбросить.

Прямо напротив двери, уперевшись в пол широко расставленными ножками, словно боксер-тяжеловес на ринге, стоял огромный двухтумбовый стол из темного дерева, крышку которого я специально попросил обить зеленой фланелью. А за столом восседал я – эдакий Хэмфри Богарт начала XXI века. Прямо передо мной, на краю стола, располагался массивный чернильный прибор, купленный по случаю у знакомого антиквара, – вещь совершенно ненужная, но красивая. Правда, однажды этот чернильный прибор сослужил мне неплохую службу, – я заехал им по башке одному придурку, который решил выяснить со мной отношения, используя в качестве наиболее веского, как ему казалось, аргумента шестизарядную игрушку с калибром 6,35 миллиметра системы «сикемп». Что послужило причиной возникших между нами противоречий, сейчас уже не имеет никакого значения, так что и вспоминать об этом не стоит. Справа от меня за край стола цеплялась настольная лампа на гибкой ножке с круглым зеленым колпаком, в тени которой прятался телефонный аппарат со встроенным селектором. Слева стоял компьютер. Процессорный блок я спрятал под стол, а монитор, дабы придать ему вид, соответствующий обстановке, обклеил со всех сторон разноцветными листочками, на которых абсолютно неразборчивым почерком были записаны слова и цифры, которые случайному посетителю офиса должны были казаться исполненными непонятного ему смысла.

Единственное окно в комнате, затянутое всегда полуприкрытыми жалюзи, находилось у меня за спиной. При том, что освещение в комнате было неярким, это давало мне прекрасную возможность, оставаясь в тени, изучать посетителей, занятых в это время знакомством с кабинетом частного детектива, в котором большинство из них оказывались впервые.

Я зарегистрировал свое сыскное агентство в 2003-м году. К тому времени минуло уже два с половиной года со дня открытия Врат, и все же тогда я даже предположить не мог, что когда-нибудь в мою контору в качестве клиентов явятся черти.

Вообще-то, обитатели Ада предпочитали именовать себя демонами, но большинство из известных мне людей продолжали за глаза называть их чертями. Тут уж ничего не попишешь – нормальная человеческая логика: раз живешь в Аду, значит и имя тебе – черт. А вот обитателей Рая, в среде которых существовала довольно-таки сложная многоступенчатая иерархия, люди очень скоро прозвали святошами, хотя, как мне кажется, изначально никто не подразумевал под этим ничего дурного.

Появление чертей на улицах Москвы давно уже перестало вызывать ажиотаж среди граждан. А по первому времени, когда только открылись Врата, народ собирался толпами, чтобы поглазеть на них. Я слышал, что святоши крайне неодобрительно оценивали подобный повышенный интерес, проявляемый людьми в отношении обитателей Ада.

Как мне кажется, дело было в том, что во все времена и в любых культурных традициях зло получало куда более яркое и образное художественное воплощение – будь то литература, живопись или театр, – нежели добро. И, что удивительно, это происходило даже в тех случаях, когда автор ставил перед собой задачу изобличить порок и наглядно показать всю его пагубность и низменность. Хотите пример? Какая часть Библии пользуется наибольшей известностью? Верно – Апокалипсис. Хотя лично мне больше нравится книга Екклесиаста.