Не так давно - [90]

Владо Николов, или бай Захарий, как мы его называли в отряде, был одинокий холостяк. Стеснительный и немного замкнутый, он всегда усаживался подальше от женщин, и поэтому негласно был объявлен женоненавистником. Задетые за живое его странностями, некоторые женщины часто его поддразнивали. Особенно резкие стычки происходили между ним и Еленой Аргировой. Они никогда не разговаривали в товарищеском тоне. Это был всегда не разговор, а словесная перестрелка, в которой каждый стремился как можно больнее ранить другого. И когда бай Захарий, чтобы уязвить, заявлял, что из-за нее он готов ненавидеть всех женщин, Лена, ничего ему не отвечая, начинала вызывающе хохотать. Но ее смех сердил его не меньше, чем резкости. И тогда, уже в раздражении, он заявлял:

— Вам, бабам, не к нам надо идти, а дома сидеть, детей рожать, растить их. А воевать дело мужское, а не женское!

Почему-то сейчас Лена подошла к баю Захарию и села рядом с ним. Он сказал ей, чтобы она пересела на другое место, но она не пожелала, и началась перепалка.

— Уходи отсюда! — крикнул уже сердито бай Захарий.

— А я не уйду! Хочу с тобой посидеть, — ответила иронически Елена.

— Это ты хочешь, а я не хочу. Ступай отсюда! — повторил он.

Лена не послушалась. Все оживились. Одни стали на сторону бая Захария, а другие — на сторону Лены.

Порой, когда товарищам становилось скучно, они сами старались вызвать пикировку между Леной и баем Захарием и развлекались этим.

Увлеченные — одни своим делом, другие — шутливой перебранкой Лены с баем Захарием — мы не обратили внимания на то, что бая Трайко все еще нет. Худощавый, подвижный, в легких постолах, он давно уже должен был бы вернуться.

— Где же запропастился бай Трайко? — спросил вдруг кто-то. — Мамалыга стынет, а он все не идет!

Одни стали отпускать шутки насчет того, что он решил совершить омовение перед едой, другие — что поскользнулся в своих новых постолах, третьи — что потопал в Софию.

— Если Лена так интересовалась дорогой к станции Земен, то почему бы и баю Трайко не вернуться обратно? — ехидно поддел Александр Василев, который выбрал себе партизанское имя Огнян.

— Хватит! — сердито крикнула Лена, — уж и пошутить нельзя — сразу же прицепитесь…

— А то, что ты хочешь охмурить одного мелничанина, это тоже шутка? — обратился к ней бай Захарий.

— Нет, не шутка. Я никогда не зарекалась выйти замуж. Если встречу хорошего парня — почему бы мне не охмурить его.

— Да кто тебя возьмет! Если бы я даже никогда другой женщины не увидел, и то бы на тебе не женился!

— Да и я за такого, как ты, никогда бы замуж не пошла. Ты не мужчина, а злость ходячая. Лучше лечи свой диабет, и не заедайся со мной.

— Больше чем у тебя злости нигде не найдешь, — заключил бай Захарий и поднялся.

— На что похожи ваши споры, товарищи, — вмешался в разговор Делчо. — Начинаете с шуток, а кончаете перебранкой! Кто хочет подшучивать над другим — сам должен понимать и терпеть шутки. Тебе, Лена, не гоже поддразнивать бая Захария. Он вдвое старше нас, и возраст требует, чтобы к нему относились с уважением.

Пока Делчо говорил, я послал несколько человек на поиски бая Трайко. Они долго искали его, но нигде не могли найти. Ни в овраге, где протекала речушка, ни на тропе, которая вела туда, не было никаких следов. На многочисленные наши сигналы нам отвечало только эхо. Все встревожились. Больше всех волновалась Данка. А предположение некоторых товарищей, что бай Трайко дезертировал, очень оскорбило скромную и добродушную женщину.

— Нет, товарищи, — уверяла она. — Я ведь знаю, с каким желанием Трайко шел в отряд, и не могу допустить, что он мог решиться на такую подлость.

— Допускаешь ты или нет, это не так уж важно. Раз его нет — скажи тогда, где он? — допекал ее Огнян.

Данка расплакалась. От стыда она опустила голову. Факт оставался фактом, и она была не в силах доказать обратное, хотя ей было даже совестно подумать, что ее Трайко мог совершить такую мерзость.

Я отозвал Данку в сторону и стал расспрашивать об их отношениях с мужем, о его слабостях, о его чувстве к ребенку, но на все мои вопросы она отвечала положительно. Данка уважала мужа и просила нас не торопиться выносить ему приговор, но сама она терялась в догадках. То считала вполне допустимым, что он заблудился в лесу, то сама себя опровергала, говоря, что невозможно человеку потеряться на таком близком расстоянии да к тому же на утоптанной тропинке.

Но сколь бы невероятным ни казалось нам его бегство, мы должны были все же принять необходимые меры предосторожности. Этому нас научил случай с Мордохаем.

Я приказал раздать всем обед и собрать поклажу. Здесь можно было найти для лагеря и другое место.

Только мы собрались в путь, как кто-то радостно вскрикнул:

— Эй, бай Трайко, добро пожаловать! Где ты пропадал?

— Заблудился, черти его побери! — злясь на самого себя, ответил бай Трайко.

Счастливые, что ошиблись в своих догадках, все кинулись к нему. Только Данка не шелохнулась. Она была глубоко огорчена его нерадивостью и не могла найти в себе ни сострадания, ни радости.

После недельного пребывания мы покинули наш бивак и направились к Яничева-Чуке — небольшой возвышенности к западу от моего села, по которой проходила старая болгарско-югославская граница и где, словно птичка на ветке, примостился полуразрушенный пограничный пост. Там была назначена встреча с Денчо, Стефаном и Цветковым. После недолгого ожидания товарищи пришли.