Не так давно - [222]

Дозор также знал свою задачу. Пока другие отдыхают, он должен разведать местность вокруг, собрать данные о противнике — одним словом, обеспечить дальнейшее безопасное движение бригады.

Наши разведчики накануне уже побывали в этом селе. Они сообщили, что ни в одном из окрестных сел не замечено передвижения армейских или полицейских сил, но это не освобождало нас от обязанности еще раз все проверить.

Дозорные, наверное, уже спустились в махалу Тричковцы. Может быть, разбудили белобровую бабушку Станию, ту самую, что больше полугода назад от щедрого своего сердца дала нам полный горшок масла. Возможно, она уверила дозорных, что никакой опасности нет, — она, во всяком случае, не видела ни солдат, ни жандармов. Может быть, и мы с Бояном Болгарановым, Нинко Стефановым и Златаном остались бы в уверенности, что вокруг все спокойно, если б поблизости вдруг не затрещал из кустов вражеский автомат.

Все вышедшие на рекогносцировку моментально залегли. Это могла быть либо засада, либо патруль, который, как и мы, изучал местность. Тропу, на которой мы залегли, прикрывала от противника высокая межа. Это позволило нам по-пластунски вернуться к колонне и снова взять управление ею в свои руки.

Пока я передавал командирам батальонов указания, как действовать в создавшейся обстановке, некоторые нетерпеливые и недисциплинированные бойцы открыли стрельбу и тем самым обнаружили присутствие бригады. Не случись этого, мы могли бы незаметно уйти, создав у противника впечатление, что он напоролся на какую-то маленькую группу. Однако грохот наших двадцати четырех ручных пулеметов и около сотни автоматов свидетельствовал не о группке, а о солидной партизанской единице.

Стало ясно, что Огорелица занята каким-то воинским подразделением. Это, как потом выяснилось, был батальон 13-го Кюстендильского полка. Помню, когда Трынский отряд возвращался в Калну после выполнения боевой задачи в Кюстендильской околии, этот самый батальон все время сидел у нас на плечах. Затем нам все-таки удалось оторваться от него, и батальон, утомленный долгим преследованием, задержался возле Огорелицы на отдых.

И вот теперь, по милости наших нетерпеливых бойцов, вместо того, чтобы потихоньку, незаметно выйти из соприкосновения с противником, нам предстояло вести бой в невыгодных для себя условиях — враг занял высоты, оборудовал позиции для пулеметов и минометов, пристрелял подступы к своим окопам.

Стрельба меж тем усилилась. Теперь не только пули свистели — начали падать и мины. Они рвались с оглушительном грохотом, выбрасывая в воздух тучи дыма и земли. Люди, которые впервые попадают под такой обстрел, нередко обращаются в бегство, их ничем не удержать, и паника, создаваемая ими, заражает десятки других, даже и опытных бойцов.

В создавшейся обстановке целесообразнее всего было ударить одним подразделением противнику во фланг, отвлечь его внимание и в это время оттянуть основные силы бригады к еловицкому лесу неподалеку от Огорелицы. Если противник бросится за нами, в лесу легче и держать оборону и маневрировать, а этим тоже нельзя было пренебрегать. Ну а если все обойдется тихо и мирно, оттуда мы могли бы продолжить путь по своему маршруту.

Третьему батальону, который располагался в обхват противнику, я приказал зайти к нему в тыл, расстроить его боевые порядки, а потом догонять нас. Я остановился на этом батальоне еще и потому, что и командовавший им Бойко Борисов, и комиссар Любчо Барымов были испытанные люди.

Третий батальон занял исходное положение и перешел в атаку.

Жельо и бойцы его группы, залегшие рядом с третьим батальоном, слышали, какая ему поставлена задача, и тоже двинулись вперед через лес. Малочисленная, но очень подвижная и отлично вооруженная группа опередила батальон и вышла северо-восточнее высоты. Командир третьего батальона с отделением крепыша Младена Михайлова, в котором был новый ручной пулемет, действовал левее Жельо. Они атаковали позицию отделения станковых пулеметов противника и подавили эту точку. Вслед за командиром повел батальон политкомиссар Барымов. Прикрываясь межой, бойцы обстреляли группу залегших в кустах солдат противника, а затем бросились в атаку. Левее батальона и немного впереди его с десятком партизан двигался товарищ Богдан Божков, солдат, сбежавший из царской казармы. Он по-прежнему носил солдатскую форму, и это помогло ему разузнать вражеский пароль. Запомнив его, Богдан медленно подполз к позиции станкового пулемета. Расчет заметил Богдана уже рядом с окопом, спросил пароль. Богдан ответил. Успокоившись, солдаты выпрямились, один, из них сказал:

— Чертяка ты этакий! Чего же сразу не подал знак, что свой? — и двинулся навстречу.

Только тут солдат увидел, что вслед за Богданом подбирается группа партизан: миг — солдата и след простыл, а за ним бросились бежать и другие. Один только пулемет остался на позиции. Богдан шагнул к нему. С того места, куда убежали пулеметчики, открыли огонь несколько станковых пулеметов и минометов противника. Мины падали в боевых порядках третьего батальона, рвались они и в посевах, через которые оттягивались другие два батальона. Одна мина упала возле Богдана, взрывом свалило храброго партизана. Правая рука его онемела, в тело впились семнадцать осколков. Одинокий и беспомощный, лежал он на маленькой полянке, рядом с воронкой, вырытой миной, и некому было прийти ему на помощь. От зачастивших разрывов мин и ливня пулеметного огня товарищи его рассеялись кто куда.