Не так давно - [112]
Они провожали сыновей в партизанский отряд как раз тогда, когда полиция ставила повсюду виселицы для народных борцов, назначала огромные награды за их поимку, безжалостно сжигала их дома. Дед Тако знал, что следом за нашим придет черед его дома, но не только не попытался помешать уходу сыновей, а от всего сердца пожелал им удачи в борьбе. Это был сильный и мужественный отец.
Следовало бы сказать старикам несколько утешительных слов, поблагодарить их за проявленную сознательность, но этого нам сделать не удалось.
Вступление в отряд Димитра и Райчо было новым и большим нашим успехом. На радостях мы и не заметили, как пересекли поле и поднялись на крутой склон слишовских гор. И вдруг мы встретились с товарищами: они ждали нас в заброшенном пограничном посту над Слишовцами. Приход двух новых партизан-братьев вызвал у них настоящее ликование. Разумеется, трудно было предвидеть сразу, что получится из этих парней. Если о Димитре нам было известно, что он хороший стрелок, смельчак и преданный нашему делу человек, — а это давало основание видеть в нем будущего командира четы и даже батальона, то о худеньком, маленьком Райчо мы ничего не могли ни сказать, ни тем более угадать его будущее. Но Райчо все же произвел на меня хорошее впечатление в первую же ночь, укрепившееся в последующие дни. Был он ловкий, сообразительный, легко запоминал тропы и людей, разведка удавалась ему, спал он чутко, как заяц, и умел хранить тайну. К тому же хорошо знал, как обращаться с оружием. Не зря Делчо и Денчо предложили, чтобы я, отлучаясь из отряда, брал его с собой. Рискованно было ходить одному. Всегда можно было наткнуться на засаду, а зимой — и на зверя или в сугроб провалиться.
За короткое время мы с Райчо хорошо узнали друг друга, свыклись друг с другом и поладили. Много раз, когда нам приходилось отсиживаться где-нибудь, я делал так, чтобы он спал первым. Он отказывался: «Ложись ты, ты же больше устал». А я говорил: «Нет, ты ложись, ты устал больше», — и так каждый уступал другому право спать первым.
Позднее, когда в полиции поняли, что Димитр и Райчо ушли в партизаны, дом их был разрушен гранатами, а сами старики высланы куда-то в Добруджу, без права писать письма даже родным. Но Райчо и это не сломило. Он был убежден, что если не сегодня, то завтра враг будет вынужден вернуть их в родное село.
Как только мы возвратились в отряд, Денчо занялся подготовкой литературно-музыкального концерта. Предполагалась декламация стихов Ботева и Смирненского, отрывки из музыкальных произведений в исполнении на губной гармонике, партизанские песни и юморески.
Наш самодеятельный концерт закончился пением «Интернационала». Потом все закружились в хоро. Буйный темп довел всех плясунов до седьмого пота. Только бай Захарий, страдавший сахарной болезнью, стоял в сторонке и возмущался небрежно подпоясанными брюками Лены.
В разгар пляски началась гроза. На горизонте засверкала молния, а вслед за тем разнесся оглушительный грохот. Листва вековых буков зашумела, лес закачался, хлынул ливень.
Стефан, который вел хоро, вдруг повернул вправо и, не нарушая такта, повел свою цепочку к заброшенному пограничному посту. Последним вошел Денчо. Он был нашим музыкантом. Так как в будке не осталось для него места, он набросил себе на голову дырявое полотнище и, став под стрехой, запел рабочую «Марсельезу». Остальные сразу же подхватили. И полетели на вольный простор призывные восторженные слова революционной песни:
Последние два дня августа отряд провел у слишовского поста. Хотя от него остались только стены и крыша, мы были благодарны и за это, потому что могли укрыться там от дождя или сильного ветра. Мы разводили костер, и, когда у нас была фасоль, или картошка, варили похлебку.
Сведения относительно врагов народа Смило Гигова и Асена Радойнова были собраны. Оба они имели оружие и ночевали дома. В ночь с первого на второе сентября отряд спустился в Слишовцы. Мы разделились на две группы — одна направилась к дому Смило, а другая — к Радойнову. Но Радойнова дома не оказалось, и приговор не был приведен в исполнение.
Сразу же после акции группа бойцов отделилась от отряда и направилась в Бохову, чтобы узнать, каковы отклики на казнь Смило Гигова. На обратном пути они снова завернули в Слишовцы и зашли к Георгию Тодорову. Он был примаком в семье известного сельского ростовщика Атанаса Выжарова. Хотя Георгий считался человеком передовым, крестьяне ему почему-то не верили. Считали, что девяносто девять процентов сказанного им подлежит проверке.
Товарищам Георгий Тодоров показался, человеком душевным. Он угостил их медом, хорошим ужином, а на прощание пообещал сохранить их посещение в полной тайне. Это было прежде всего в его собственных интересах. Но Георгий переменил свое решение. То ли боясь, что полиция каким-нибудь образом может узнать, что к нему приходили партизаны, и накажет его за то, что он не сообщил об этом, или просто, чтобы показать себя честным перед нею — он ни свет ни заря поднялся и подался прямо, в Трын, к Байкушеву. Рассказал ему самым подробным образом о внезапном появлении партизан, об их мнимых запугиваниях и, о том, что он не в силах был ничего сделать, потому что они были хорошо вооружены.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.