.
— Ямин ад-Даула ва Амин ал-Милла ва Низам-ад-Дин ва Насир ал-Хакк Абу-л-Касим Махмуд ибн Сёбук-тегин, — смеётся Алтынай, абсолютно спокойно выговаривая напамять незнакомое мне имя. — Ну, Махмуд Газневи, если короче.
— О, это имя я знаю! — радуюсь совпадению двух историй, тщетно пытаясь припомнить, что именно за этим именем стоит.
— Вот он основал Султанат в сегодняшнем Гуджарате. А ты опасаешься туркан в бывшем Делийском Султанате, который создал К Т О? — откровенно веселится Алтынай, отчёркивая ногтем совсем другой район карты (вообще на другом листе).
— Хромой Тимур же? — бухаю наугад, хотя там это был точно не он.
— Не-е-ет, — чуть досадливо качает головой она. — Не он, хотя близко… Его пра-правнук, сын Миран-шаха. Скажем, тоже родом из Самарканда. Но это не главное…
— Да чтоб я так Миран-шаха знал… — бормочу. — Впервые слышу… А что важно? — ухватываюсь за её последние слова.
— А важен язык, — снова улыбается Алтынай. — На каком языке велось делопроизводство в Делийском Султанате? Соответственно, потомков кого именно ты так опасаешься? И боишься, что они могут помешать от имени Метрополии?
В ответ только и могу что широко раскрыть глаза и лязгнуть зубами.
— Я уже поняла, что в родне ты не силён… Сhigʽatoy tili, он же Сhigʽatoy Turkī, — продолжает веселиться Алтынай.
— Что за зверь? — вовсе не притворяюсь, поскольку настолько глубоко в местный фундаментал мои поверхностные прикладные знания даже там не заходили.
— А вот мы сейчас с тобой на нём говорим, — Алтынай чуть меняет фонетику и грамматику, переходя на какой-то очень близкий диалект, который, что называется, «можно пощупать руками». — Вот это он и есть, во всей своей красе.
— О, родня?! — в очередной раз за сегодня, неподдельно удивляюсь. — Я всё понимаю, что ты говоришь! Произношение чуть смешное, но грамматически…
У меня вертится на языке слово «фонетика», но сейчас оно однозначно понято не будет.
— Родня, — смеётся она, кивая. — Причём достаточно близкая. Гораздо ближе к нам, чем к сегодняшнему двору Султана. Я, конечно, не уверена, что именно мне прямо розовыми лепестками бы путь усыпали, но уж всяко попытались бы договориться перед тем, как что-то сообщать в Метрополию. Обо мне и моих людях.
Алтынай откладывает в сторону один лист карты и подвигает ко мне второй:
— А вот это Гуджарат.
— Вотчина, как ты говоришь, Махмуда Газневи? — напрягаю память. — Бывшая… Кстати, а он что, не фарси разве был? Я почему-то думал, что он не наш, а из фарси. В крайнем разе, forsii tojikī …
— С ума сошёл? — возмущённо подпрыгивает на месте Алтынай. — Никому и никогда этого больше не говори! Это старший сын Себук-Тегина! Да, они происходят из той знати, если совсем точно — из гвардейцев-гулямов, служивших при дворе Somoniyon. И да, сами Саманиды были из фарси, и столица их государства тогда была в Бухаре… НО! — меня хлопают ладонью по лбу, — сам Себук-Тегин, как и правящая верхушка Газни того времени, из туркан!..
Следующие полчаса Алтынай ожесточённо рисует целые многометровые схемы на доске, поясняя мне детали обеих тюркских династий. Завоевавших и тут, и там север Индии.
Из вежливости не перебиваю, но нити родственных связей теряю примерно после третьего «подхода» к доске, поскольку места на доске не хватает и Алтынай, заполнив всё пространство фигурами и пометками, стирает написанное и начинает писать по новой.
— Понял теперь? — по инерции чуть взвинчено спрашивает она примерно через тридцать минут.
— Запомнил не всё. Но основную мысль уловил, — задумчиво чешу затылок. — Получается, лично с тобой мне ни в Делийском Султанате можно ничего не опасаться. Ни на территории Гуджарата.
— Делийского Султаната нет! — Алтынай снова хлопает меня раскрытой ладонью по лбу. — Но да, на его нынешней территории, вместе со мной, лично ты, со стороны Метрополии, — поднятый вверх палец, — можешь ничего не опасаться. А что до сегодняшнего Гуджарата, ты очень преувеличиваешь остатки бывшего влияния туркан там. Поверь, даже если кто из наших и сохранился, они там от местных уже ничем не отличаются. Уж больно давно всё это было…
— А откуда ты про белуджей столько знаешь? — ей удалось меня зацепить, и я теперь сам колдую над картой. — И откуда знаешь, что вот это вот всё — Белуджистан, до самого Гуджарата?
— А рыбу я на рынке кому продаю? — снисходительно хлопает меня по плечу Алтынай.
— Старшине Мясного Ряда, — размышляю вслух. — А он из белуджей! — доходит до меня с некоторым запозданием.
— Ну да. И надо же о чём-то общаться за чашкой чая, не только же о делах. Вежливость есть вежливость.
— Слушай, как кстати, — чувствую, что казавшаяся безнадёжной час назад затея обретает совсем другие контуры. — Может, с ним можно будет как-то договориться о сопровождении по тем землям?..
— Банальная плата за один дневной переход с каравана, — отмахивается Алтынай. — Он уже рассказывал. Ни о чём заранее договариваться не надо, но если хочешь, можем подстраховаться.
— Пожалуй, хочу… Слушай, а там в Гуджарате сунниты или шииты? Или вообще суфии? — после определённого усилия, что-то всё же припомнить могу.
— Договаривай, что хотел, — улыбаясь, кивает Алтынай, явно видя мою неуверенность.
