Не своей смертью - [58]

— А как вы проводили свободное время?

— О-о, катались на машине, любовались окрестностями, ходили на рынки. Рынки — это так интересно. Смешные старые фермеры, всякие разные люди. Конечно, я и раньше бывала на рынках, но Мэри — рядом с ней обычная прогулка превращается в настоящее приключение. К тому же нам самим придется иметь дело с рынком, так что мы прислушивались к разговорам, приценивались.

— А в Город[69] не ездили?

— Нет.

— Что так? Я думала, вы воспользуетесь случаем, чтобы немного развлечься.

— Мэри ненавидит Город.

— Но мне казалось, что ты его любишь. Тебе же нравилось туда ездить.

— Сейчас уже нет. Раньше мне и правда казалось, что я люблю новые впечатления, но теперь понимаю, что развлечься тянет от душевной опустошенности, когда нет цели в жизни. Развлечения — это пустое.

У мисс Файндлейтер был вид разочарованного, уставшего от жизни повесы, который посрывал все цветы удовольствий, а потом обнаружил, что они увяли. Мисс Климпсон прекрасно справлялась с ролью наперсницы — слушая Верины откровения, она даже не улыбнулась.

— Так, значит, вы все время были вдвоем?

— Каждую минуту. И ни капельки друг другу не наскучили.

— Следовательно, эксперимент удался, — сказала мисс Климпсон. — Но если вы поселитесь вместе насовсем, вам все же следует давать друг другу передышку. Смена впечатлений идет на пользу. Самая счастливая дружба угасает, если люди слишком часто видятся. Тому сотни примеров.

— Тогда это не настоящая дружба, — категорично заявила девушка.

— Послушайся совета старой женщины, — настаивала мисс Климпсон. — Не стоит все время ходить в одной упряжке. Допустим, мисс Уиттейкер захочет на денек съездить в Лондон — скажем, повидаться с друзьями. Ты должна отнестись к этому с пониманием.

— Конечно, я не буду возражать. Я ведь и не… — она спохватилась, — я хочу сказать, что и Мэри наверняка будет меня отпускать, и я ее тоже.

— Вот и правильно, — одобрила мисс Климпсон. — Чем дольше я живу на свете, моя дорогая, тем больше убеждаюсь: ревность — самое порочное чувство. Недаром в Библии про нее сказано: «Люта, как преисподняя, ревность»[70]. И это действительно так. Полное доверие и никакой ревности — тогда у вас жизнь сложится хорошо.

— Конечно. Но в то же время очень неприятно, когда твой друг дружит еще с кем-нибудь. Вроде как место, по праву принадлежащее тебе, занято другим. Мисс Климпсон, дружба — это когда один на один, правда ведь?

— В идеале, наверно, — задумчиво ответила мисс Климпсон.

— Но идеальная дружба — это большая редкость, я имею в виду женщин. Мне, например, ни разу такая не встречалась. У мужчин по-другому, у них бывает. Возможно, потому что у мужчин много других интересов, кроме дружбы.

— Мужская дружба? Как же, слышали! Да у них в большинстве случаев никакой дружбы и нет. Разве это дружба, когда люди разъезжаются, годами не видятся, ничего друг другу не рассказывают. Мы с Мэри, например, делимся абсолютно всем — мыслями, наблюдениями, переживаниями. А мужчины? Да им достаточно считать друг друга хорошими парнями, а на сокровенное плевать!

— Возможно, именно поэтому их дружба длится годами, — заметила мисс Климпсон. — Мужчины не так требовательны в мелочах.

— Но великая дружба всегда требовательна! — горячо воскликнула мисс Файндлейтер. — Она должна заполнять всю жизнь. Удивительно, насколько она украшает и возвышает все мысли и чувства. Вместо того чтобы сосредоточиться на самом себе, всецело посвящаешь себя другому человеку. Он для тебя — все!.. Ты готов умереть ради него! Не это ли называется христианской любовью?

— Право, не знаю, — ответила мисс Климпсон. — Мне довелось однажды прослушать проповедь замечательного священника, который сказал, что если утратить бдительность, то самозабвенная любовь к человеку легко может перерасти в идолопоклонство, в сотворение себе кумира. Он сказал, что известная строчка Мильтона о Еве, что он для Бога, она — для Бога в нем, противоречит католической доктрине. Во всем следует соблюдать меру, и вряд ли стоит смотреть на мир глазами другого человека.

— Да, Бог, конечно, важнее, — без особого пыла согласилась мисс Файндлейтер. — Но если дружба взаимна — а только о такой дружбе стоит говорить — и если она бескорыстна с обеих сторон, разве это не прекрасно?

— Любовь всегда прекрасна, если это та любовь, — согласилась мисс Климпсон. — Но она не должна превратиться в собственничество, а к этому себя надо приучать. — Мисс Климпсон на секунду заколебалась, а потом храбро бросилась в бой. — Но все же, моя дорогая, не могу избавиться от чувства, что такая любовь более естественна между мужчиной и женщиной, нежели между людьми одного пола. Это, в каком-то смысле… противоречит природе. А привязанность мужчины и женщины… э-э-э… в конечном счете более плодотворна (здесь мисс Климпсон немножко слукавила), и… и я уверена, что когда тебе встретится твой мужчина…

— Не хочу слышать о мужчинах! — сердито воскликнула мисс Файндлейтер. — Ненавижу эти разговоры! Чувствуешь себя, как корова на ярмарке. Я смотрю, вас тут обработали за эти дни.

Мисс Климпсон пришлось признать, что в своей искренности она перегнула палку и нанесла ущерб профессиональным интересам. Дальнейшие расспросы стали бессмысленны, Вера замкнулась, оставалось только сменить тему. Но ответ на вопрос лорда Питера она получила: кто бы ни была та женщина в Ливерпуле, которую заметила на вокзале миссис Кроппер, — это не могла быть Мэри Уиттейкер. Преданность Веры Файндлейтер, ходившей за подругой по пятам, служила тому надежной гарантией.