(не)свобода - [10]

Мать Шпака то и дело срывалась на всхлипы – зал понимающе хранил молчание, только Аня долбила по клавиатуре, то и дело издававшей «кряк», словно метроном. Однако скоро, разговорившись, мать Шпака начала тараторить: как Шпак искал работу, как много учился, как много у него было друзей, как он кодировался от алкоголизма, как он зарабатывал на обучение дочери на журфаке, какой он всегда был честный, заботливый, заступался за слабых, нашли у него заболевание, возили в больницу, какой справедливый, никогда против власти ничего не говоривший, а там рак обнаружили…

– Подождите! – не выдержала Марина. Клавиатура стучала как сумасшедшая, Марине показалось даже, что она чувствует, как разогревается Анин стол под барабанным ритмом пальцев, и как ритм этот становится всё более раздраженным, сбитым. – Секретарь не успевает.

Аня закончила предложение и шумно выдохнула. Это был единственный звук, помимо печатания на клавиатуре, который Аня издала в рамках судебных заседаний за весь день. Указательный и средний пальцы, зависнув на клавиатуре, слегка подрагивали.

Она сделает перерыв и позвонит Саше.

– Спасибо. Продолжайте, пожалуйста.

Но матери Шпака сказать было, в общем, больше нечего. Она дослужилась до начальницы цеха, потом работала лифтершей, а потом продавщицей, а потом стало хватать пенсии, да и сын начал работать. Простой человек, простая честная жизнь. Которую сейчас поставят на паузу.

А еще у него рак, а это значит, что отсидка в колонии превратится для него в медленное убийство. А значит, единственное разумное решение, которое она может принять, это…

Нет, Марина, нет. Ты знаешь, как нужно делать. Это не люди. Фигуры. Свидетели, подсудимый. Иногда третьи лица. Вереница фигур в процессе. Не более. И относиться к ним нужно соответствующе. Ты судья. И тебе потом отвечать. И тебе потом слушать об испорченной отчетности. Дома будут сантименты, дома. Особенно когда Егор найдется. Вот там сантиментов хватит на неделю. Только ему не понравится.

А Шпак сидит на лавке и вздыхает.

Бесит!

Сидит за решеткой он, а совестно ей. Как будто она виновата, что менты палку отрабатывают, а Метлицкому отчетность скоро сдавать.

Ну чё ты вздыхаешь сидишь?..

– Как бы вы охарактеризовали своего сына? – спросила Грызлова.

– Ну, он… Добрый, отзывчивый… – после короткой паузы ответила мать Шпака, вытирая край глаза платком. – Никогда не интересовался политикой.

– А что ж на несанкционированное мероприятие поперсси? – проскрипела практикантка.

Матери Шпака было нечего на это ответить.

– Мы просто ждем его домой, и… – Оставшиеся слова были сказаны неразборчиво.

Когда Шпак немного успокоилась, Багришин спросил про ее инвалидность по гипертонии. Обвинение благоразумно помалкивало, только Метлицкий что-то шептал совершенно индифферентной происходящему практикантке.

Потом вошла дочь Шпака Саша. У нее дрожали руки, но она старалась не подавать виду и держалась отстраненно.

– Шпак Александра Анатольевна.

Голос ровный, чуть с хрипотцой. Такие обычно записывают подкасты или занимаются вокалом.

Она училась на втором курсе журфака МГУ, на платном отделении. Учебу оплачивал отец. Сама Саша перебивалась подработками, но денег хватало только на мелкие расходы, и сама учебу оплачивать она пока не могла.

Допрос вел Метлицкий, задавая дежурные вопросы: как охарактеризовали бы, чем занимаетесь, как отец помогает семье, – подготавливал почву для таранного удара, который наносила Грызлова, – и, как обычно, чтобы расшатать спокойствие жертвы, одного вопроса было достаточно.

– А бывали у вас конфликты в семье? – спросила Грызлова.

Саша как-то зависла, потом медленно провела рукой по лицу, видимо, пытаясь сосредоточиться.

– Нет. Не было.

– Уверены? – Грызлова улыбнулась одними уголками губ.

Саша вернула ей взгляд, полный отвращения.

– Да, – сказала Саша.

С торжествующей миной Грызлова заявила ходатайство о проверке показаний свидетеля.

– На каком основании? – устало спросила Марина.

– На допросе свидетельница по-другому говорила, – Грызлова медленно и с удовольствием впрыскивала яд, – поэтому прошу зачитать ее показания, данные на следствии.

Инквизиторша, ну правда ведь – инквизиторша.

Марина нашла нужный лист в деле и стала зачитывать как можно быстрее, и при этом стараясь беречь голос, так что куски фраз просто проглатывались:

– Нашли на детской площадке возле… Был сильный ушиб… Ремнем, иногда ладонью… С собой была только посеребренная брошь с изображением… Тогда чуть больше выпил, чем обычно, и…

– Мы уже давно разобрались с этим! – не выдержал со скамейки Шпак. – И я не пью уже три года!

Он не изменил положение – серое желе на лавке, – но лицо исказило гримасой злобы. Электрик преподносит сюрпризы.

– Вас задержали в состоянии алкогольного опьянения! – напомнил Метлицкий.

– К порядку, – кашлянула Марина, хлопнув для важности папкой, и обратилась к Саше: – Александра Анатольевна, как вы объясните расхождения в ваших показаниях по делу?

– Пятьдесят первая статья, – сказала Саша.

Долбаная молодежь со своими правами и Конституцией, которой они тычут всем под нос.

Напоследок допрашивали Шпака, и допрос этот был на удивление коротким. Вел его один Метлицкий.