Не ссорьтесь, девочки! - [85]

— Настало время открывать новый учебный год! — восклицает Белый ректор.

Неожиданно он показывает рукой в сторону небольшой аллеи. По аллее грациозно бежит Нонна, тоже вся в белом. Она бежит навстречу Шестаковичу. Они нежно обнимаются. Широким жестом Шестакович вынимает из саквояжа золотую фигурку самого себя и вручает Нонне. Громко объявляет:

— Господа студенты и преподаватели! Дамы и господа! Перед вами та, которой мы обязаны нашим процветанием. Это она — богиня рекламы.

Десятки рук подхватывают Нонну и начинают качать ее. Небо то ближе, то дальше от ее глаз. Крики и музыка сливаются в ее ушах. Оркестр играет туш. Нонна зажимает уши руками. Кружится голова. Очень сильно кружится голова. Площадь плывет перед ее глазами. Кружится, кружится площадь, постепенно превращаясь в точку.

Она вздрагивает и просыпается. Хватает в темноте будильник. На циферблате полвторого ночи.

— Господи, подушку уронила… Заснула в одежде… Наверное, этот сжигатель жира повышает давление.

Приемная ректора Нового всенародного университета культуры Бориса Андреевича Шестаковича представляла собой огромное белое помещение в стиле «хайтэк» и путала криволинейными формами. Нонна поежилась от холодного металлического блеска мебели и с трудом обнаружила в этом лабораторном безмолвии живое человеческое лицо.

Тамара Ивановна Павлова, пятидесятилетняя особа с пятью иностранными языками, была секретарем Шестаковича, однако она себя называла помощником ректора, личным ассистентом. Чтобы кто-нибудь ненароком не принял ее за обычную секретаршу, прямо в стол была ввинчена мраморная табличка с выгравированными на нем золотыми буквами: «Павлова Тамара Ивановна, помощник». Табличка напоминает надгробную, из чего можно сделать вывод, что Тамара Ивановна поселилась здесь на века. Тамара Ивановна вся лучится интеллектом, знанием йоги и благожелательностью.

— Добрый день. Вы к кому?

— Вчера мне звонили от Бориса Андреевича. Я — Нонна.

— A-а, вы режиссер, — пропела Тамара Ивановна. — Вы по поводу ролика? У вас резюме с собой? Оставьте его у меня. Борис Андреевич на конференции в управлении культуры, и сегодня его уже не будет.

Нонна достает из кармана визитку:

— Вот моя визитка. Я думаю, если Борис Андреевич действительно захочет меня видеть, вы позвоните мне и назначите встречу. Знаете, я ехала с другого конца города…

— Не портите, пожалуйста, настроение ни себе, ни мне. У нас в университете все должно быть позитивно. У нас принято улыбаться друг другу. Всего вам самого-самого доброго! — Тамара Ивановна улыбается. — Мы будем рады видеть вас снова.

— Взаимно. До свиданья.

— Ехала к нему, как идиотка, — гневно рассказывала Нонна. — Через весь город. Туда не доехать ни на чем. А я на каблуках. Это ж надо, построить университет на выселках!

Юля надувает пузырь из жвачки:

— Подальше положишь — поближе возьмешь.

— Как интерьерчик? — поинтересовалась, будто невзначай, Соня.

— Без лепнинки, милая, из стекла и бетона.

— Плохо. Надо работать с клиентом. Развивать вкус.

— Вчера обратила внимание: по телевизору показывали «Посиделки с Шестаковичем» или что-то в этом роде. Он под сенью девушек в цвету. Фрак, Юленька, на нем действительно сидит очень плохо. Сшит плохо.

— Я буду об этом думать, — она старательно заворачивает жвачку в салфетку. — Приводи ко мне, я его украшу.

— Татуировочку сделаешь? Изображение Шестаковича в анфас и профиль?

— Татуировочку сделаем, фрачок сошьем, а там как пойдет.

Сонька ластится к Нонне:

— Ноник, красавица, предложи лепнину.

— Античные мотивы в новостройках? — сомневается Юля.

— Сперва античные мотивы, а там, как ты выражаешься, как пойдет.

— Что вы делите шкуру неубитого медведя? Меня он сегодня вообще не принял. И секретарша у него клонированная.

— Все секретарши сделаны из цельного куска пластика, — доверительно сообщает Соня.

— Нонка, но он же все равно тебе позвонит. И вот когда он позвонит, ты скажи: «Я приду не одна, а с моими девочками».

— Я бы вообще тебя одну не пускала после твоей эпопеи с рекламой. Бог знает, где проснешься.

Юля тычет пальцем в потолок:

— И он же знает с кем.

— Опять?!

— Опять, — назидательно говорит Соня. — Опять что-нибудь оставишь на месте преступления. Будешь мучиться потом, переживать. А так мы будем на страже твоей невинности.

— Какая же ты глупая! Глупая-преглупая!

— Зато хорошенькая!

Юля, похоже, сомневается:

— Ну, это на любителя.

— Многие брали и остались очень довольны, — огрызается Соня.

— Девочки, не ссорьтесь, — просит Нонна. — Юлька, а помнишь, какая Сонька из пионерского лагеря в четвертом классе приехала? Пришла ко мне домой в платке, завязанном назад. А я дверь открываю и спрашиваю: «Девушка, вам кого?» Помнишь, Сонечка, как ты выросла за лето?

— Сонька, а ты самая высокая была у нас в классе, да?

— Это смотря среди кого, — Соня напрягается, чтобы вспомнить. — Среди девочек или среди мальчиков?

— Среди мальчиков! Вот дуреха.

Они редко вспоминали детство. А историй было много. Например, как Нонка случайно паука проглотила, а потом целую неделю рассказывала, чем он занимается у нее в животе. Или как на торжественном концерте, посвященном дню рождения Ленина, Юля пела под гитару блатные песни, которые разучила у костра на даче. Или как в пионеры принимали.