Однако вскоре снова послышались лязг и бряцанье. Уже пора обедать? «Еще один метод промывания мозгов», — ответил заключенный сам себе, — «они пытаются запутать меня, сбить мое чувство времени». (Зачем кому-то менять его чувство времени — то был иной вопрос).
Все же, нет. Солдаты снова пришли в подземелье, чтобы надоедать и шуметь, то на этот раз они были одни. С помощью ботинка, кулака и ствола они доходчиво объяснили заключенному, чтобы тот следовал за ними. Ладно, хорошо.
Узник был сам себе противен. Небритый, немытый, в той же убогой одежонке, в которой он был на «Гордость Вотскоэк», его отросшие волосы слиплись, глаза гноились, и, вообще, зудело все тело. Ему не в первый раз доводилось быть арестантом, но впервые он попал к людям, которые так бесцеремонно пренебрегали своими обязанностями в этой ситуации.
За пределами камеры находился коридор с низким потолком. Одна его сторона состояла из камня, а другая из дерева. Пахло животными — конями или даже коровами. Заключенный был вынужден идти размашистым шагом, непрерывно подталкиваемый сзади. Стража пхнула его через дверной проем, и он оказался в помещение, без окон и мебели. Внезапно по лицу его ударил невысокий, толстый мужчина с густой, черной бородой, одетый в плотно прилегающей униформе.
— Куда они увезли реликвию?
Забавно. Вчера вечером узник никому ничего не сказал бы ни о чем. Но за последние несколько часов, в течение которых его одежда затвердела от пота, на теле появились новые кровоподтеки, а щетина начала нестерпимо зудеть под подбородком, внутри его начали происходить различные изменения. Теперь он знал, был уверен, что ничего не скажет этим придуркам из оперетты Диддли. К черту их. «И лошадь уносит их вдаль…»
— No speak English, — сказал узник.
Толстяк попятился от мужчины, как будто бы тот ударил его. Хм, неплохая идея, надо подумать над этим.
— Что за игра? — заорал коротышка. — Конечно же, ты говоришь по-английски! Ты — американец!
— Франгипани аккалак, — ответил узник.
Жирдяй взирал на него угрюмо:
— У нас имеются способы, чтобы разговорить тебя.
— Афганистан бананастанд, — произнес мужчина.
Бородач, глядя на солдат, ткнул пальцем в заключенного и прорычал:
— Бейте его!
Солдаты приподняли свои пулеметы. Арестант же глянул на толстяка и улыбнулся едва заметной и леденящей улыбкой:
— Они не разговаривают по-английски.
Такого поворота событий коротышка не ожидал. Солдаты замерли, глядя на него. Оружие готово было выстрелить. И так продолжалось довольно длительное время. Затем дверь позади узника открылась, и вошел Градец Краловц, одетый в шикарный костюм, белоснежную рубашку и классический галстук (черный, фиолетовый и темно-синий цвета: осигребский политех). Улыбаясь осуждающей улыбкой, тот произнес:
— Ну, Диддамс, пришло время раскрыть нашу маленькую шараду. Да, конечно, мы подобрали для твоего случая англоговорящих охранников. Была надежда, что ты проговоришься невзначай, думая, что никто тебя не понимает. Да, ладно, эти маленькие хитрости, по правде говоря, редко срабатывают.
В небольшой комнатушке и так было негде яблоку упасть, а теперь вошел еще и доктор Зорн. Его спиралевидные очки отбрасывали блики, а противный рот по-прежнему изображал улыбку. Узник сразу же скрестил руки на груди, прикрыв ладонями плечи.
Краловц усмехнулся:
— Нет, нет, мистер Диддамс, на этот раз никаких инъекций. По крайней мере, не сейчас.
— Прекрасный субъект, — алчно произнес доктор Зорн, — для дальнейших исследований.
— Не сейчас, Доктор, — остановил его Краловц и повернулся к жирдяю.
Он достаточно мило, насколько их язык позволял мило говорить, общался с бородачом. Однако тот лишь моргал, смущался, переминался с ноги на ногу и отвечал испуганно односложными фразами. Узник догадался об инсценировке хороший/плохой полицейский и решил не тратить время попусту. Он смотрел на дверь и размышлял, как бы воспользоваться ею.
Закончив наказать толстяка, Краловц тем же «милым» голосом обратился к одному из солдат. Тот послушно отвел дуло пулемета и вынул из своей куртки не слишком чистый носовой платок. Краловц, не меняя интонации в голосе, сказал узнику:
— Мы вынуждены будем завязать тебе глаза, поскольку перемещаем тебе в новое место. Некоторые военные объекты видеть запрещено, тем более что ты симпатизируешь Тсерговии. И, если уж так случиться, и ты сумеешь что-либо разглядеть, мне жаль, но военные будут настаивать на твоем уничтожении. Ты ведь понимаешь.
— О, конечно, — согласился заключенный, и платок обмотали вокруг его головы, оставив лишь крохотную полоску внизу.
Он мог увидеть свои ноги, но ничего более. Его взяли под руки и повели. Передняя часть его тела и, судя по всему, оставшаяся тоже прошла через дверной проем, повернула налево (подальше от подземелья! ура-а-а!), пошла по бетонному полу, споткнулась о какой-то порог и очутилась на хрустящем гравии.
— Сейчас мы будем садиться в автомобиль, — раздался рядом голос Краловца.
Руки скрутили узника, пхнули его вперед, усадили и вскоре, как и говорилось, он очутился в машине. Колени его упирались в плоскую мягкую поверхность.
На заднее сиденье, рядом с ним присели люди, плотно зажав его с обеих сторон. Он скрестил руки на груди, так как было слишком тесно, чтобы опустить их. В таком положении он сидел и поглядывал на свои руки и колени.
