Не сотвори себе кумира - [63]

Возвратимся, однако, к предпринятому А. Нилиным сравнению уровней, достигнутых, с одной стороны, спортивной журналистикой, а с другой — произведениями прозы и художественного кинематографа, разрабатывающими тему спорта. Дело ведь в конце концов не в том, что, поставив вопрос «кто кого?» и самовольно решив его в пользу спортивной журналистики, наш автор запутался в терминологии и в примерах; удивительней другое: для чего вообще нужно было высасывать из пальца эту от начала до конца надуманную, ничуть не дискуссионную «проблему»? Неужели А. Нилин и вправду не знал, что сопоставление достижений, недостатков, уровней и т. п. журналистики и искусства — предприятие столь же неправомерное, если не сказать бессмысленное, как и сравнение, скажем, результатов соревнований по мотокроссу и конкурса артистов балета?

Журналистика и искусство... Цель той или иной области искусства, которая берет в качестве своей темы жизнь спорта, состоит в том, чтобы воссоздать (в зависимости от жанра) какие-то типичные для той или иной страны явления, показать частицу реальности, изобразив — применительно к спорту и его обусловленность самой жизнью — типические характеры в типической обстановке. Искусство, как метко определил Андре Моруа, — это действительность, упорядоченная художником, несущая на себе печать его темперамента, который проявляется в стиле. У журналистики же иная общественная роль и соответственно иные задачи. Перед спортивной журналистикой, в частности, или, вернее, перед той отраслью ее, которая именуется публицистикой и о которой, собственно, идет Речь в статье А. Нилина, стоит задача дать описание и оценку тем или иным событиям, явлениям, проблемам спортивной жизни (либо их совокупности) в их связи с жизнью и задачами общества.

Конечно, писатель может одновременно быть и журналистом, и тогда эти две профессии являются для него, как сказал один из критиков о Константине Симонове, сообщающимися сосудами. Да и журналист, в свою очередь, ежели у него есть способности к художественному творчеству, может стать писателем, и его путь к писательству лежит подчас через жанр очерка, который в данном случае является как бы переходной формой к созданию художественных произведений. Подчас, но не всегда.

Классик американской литературы Ринг Ларднер начинал как спортивный репортер, обозреватель газеты «Чикаго трибюн», и доскональное знание спортивной жизни США, несомненно, помогло ему в создании знаменитой новеллы «Чемпион». Во Франции среди ежегодно присуждаемых многочисленных литературных премий одной из самых заметных является «Энтералье», которая дается за лучший роман, написанный журналистом. В 1947 году эта премия была присуждена Пьеру Даниносу за роман «Записки господа бога». А начинал он как спортивный хроникер в журналах «Теннис» и «Гольф». Ныне Данинос самый популярный, пожалуй, во Франции сатирик и юморист. Но о спорте он не пишет. Да и Ринг Ларднер ограничился одной лишь названной уже новеллой.

Говоря об успехах нашей спортивной журналистики, А. Нилин избирает в качестве примера работу нескольких лиц, но при этом и хвалит как-то неубедительно, и об имеющихся в их работе, по его мнению, недостатках упоминает вскользь, не затрудняя себя я мало-мальским их разбором. «Виктор Васильев, — читаем в статье «Объемы отражения», — равно успешно (может быть, чуть поверхностно) рассматривает различные спортивные дисциплины. И все же, выделяя главное в его работе, стоит особо сказать о шахматах. Интеллектуальная драматургия отчетов Васильева о турнирах — эскизы будущих очерков. Его «Седьмая вуаль» — попытка установить связь ситуаций на доске с личными переживаниями гроссмейстеров».

Попробуем, однако, проникнуть в существо этих оценок. Читаем: «Седьмая вуаль» — попытка установить связь ситуаций на доске с личными переживаниями гроссмейстеров». Сказано красиво, но не очень понятно. Неясно, во-первых, удалась ли Васильеву эта попытка или не удалась? Либо, может быть, в одних случаях удалась, а в других нет? Идем (опять же снизу вверх) дальше. «Интеллектуальная драматургия отчетов Васильева о турнирах — эскизы будущих очерков». Снова звучит красиво. Но что это означает: «интеллектуальная драматургия отчетов»? И потом — какие очерки имеются в виду: действительно будущие или уже написанные Васильевым по «эскизам» его отчетов? В заключение мы узнаем, что Васильев «равно успешно рассматривает различные спортивные дисциплины». Но после слова «успешно» — скобки, из которых явствует, что рассматривает он различные спортивные дисциплины, «может быть, чуть поверхностно». Итак, успешно или же поверхностно? Согласитесь, что поверхностность (даже смягченная заключением ее в скобки) остается поверхностностью, то есть дилетантизмом, верхоглядством. А это уже очень серьезный недостаток в работе журналиста. И тут-то, ежели критик всерьез озабочен проблемами его роста и мастерства, более всего требуются развернутые соображения, доказательства.

Должен сказать, что я решительно не согласен с А. Нилиным в оценке работы В. Васильева, которую считаю образцом серьезности, ответственности публициста, обстоятельного и глубокого понимания им спортивной жизни — в ее множественных связях с нравственными и этическими основами советского общества. Вижу в Васильеве и внимательного, тонкого психолога. И никак не могу согласиться с тем, • что Васильев в «Седьмой вуали» сделал «попытку установить связь ситуаций на доске с личными переживаниями гроссмейстеров». Ведь тем самым А. Нилин утверждает, что ситуации на доске вызывают у гроссмейстеров те или иные переживания. Но это тривиальная мысль, действительно поверхностное суждение, тогда как Васильев построил свою книгу на защите диаметрально противоположного тезиса. Он показывает, что причины неповторимости каждой партии, сыгранной большими мастерами, коренятся в свойствах человеческой личности, человеческого характера. Иными словами, на материале шахматной игры и глубокого знания личных качеств и творческих биографий многих ее героев Васильев доказал, что и в спорте стиль — это также прежде всего человек.