Не смей меня желать - [2]

— Так, может, стоит нанять кого-то постарше, чтобы наверняка, — голос ровный, словно и не нужна парню работа, но взгляд настороженный с вызовом. Весь в отца. Знает себе цену.

— То есть себе ты не доверяешь?

— Речь не обо мне, а о вас. Доверяете ли вы мне, если нет, то какой смысл пробовать сотрудничать?

— Меня просила твоя мать. Ей я отказать не могу — это раз. Я знал твоего отца, я обязан ему жизнью и на своём пути не встречал более честного и преданного человека (но тут вопрос теми ли я путями хожу). Он не мог воспитать своих сыновей иначе. Мудаки они, знаешь ли, растут в наших кругах. Им бы я Нику не доверил. И все эти элитные охранные агентства… прости, но там воспитывают экскортников. Мне это не подходит, мне нужен человек, на которого я могу положиться. Я ответил на твой вопрос?

— Вполне.

— Тогда жду от тебя ответной любезности.

— Я услышал ваши требования, — Марк кивает. — А так же я отдаю себе отчет, что совсем не тот типаж, который может зацепить молоденькую, богатую девчонку. Неужели, вы сами не видите?

Валерий Самбурский смотрит на недовольную, небритую физиономию перед собой. Одну щеку парня рассекает шрам. Он же задевает уголок губы. Взгляд спускается к глухому вороту водолазки, но даже над ним виднеется пара шрамов. Следы на младшем Воронове везде. Валерий Иванович читал досье и знал, парня буквально по кускам собрали. Марк не сидел бы перед ним, хмурясь, если бы не его мать. Не только потому, что не пришел бы сам устраиваться работу телохранителем к взбалмошной малолетке, просто не выжил бы. На нем уже поставили крест. Татьяна впервые за двадцать пять лет пришла сама и просила о помощи. Деньги и связи помогли парню выкарабкаться, но внешность у Марка стала, прямо скажем, специфическая. Вслух же Самбурский говорит в сущности то, что думает. Не о новом телохранителе дочери, а вообще.

— А черт этих баб поймешь, что им надо?

Ника

— Она избалована, капризна и упряма.

Отец выглядит слишком серьезным и, кажется, повторяет эту нелестную характеристику далеко не в первый раз. Мне на миг становится стыдно за свое, безусловно, недостойное поведение. Но всего лишь на миг. Потому как стыдиться тогда, когда бессовестно подглядываю за отцом в щель двери и подслушиваю важный разговор, несколько лицемерно. За подслушивание мне не стыдно. Должна же я знать, о чем идет речь. Впрочем, я предполагаю! И мне очень сильно это не нравится.

— Все понимаю, — голос мужской, низкий и отстраненный. Словно говорившему совершенно не интересно. Жаль с такого ракурса я видно только краешек дубового стола и рукав черной водолазки говорящего.

— Мне хочется, чтобы ты помнил о моих условиях. Единственное, что прошу — не спать с моей дочерью и сделать так, чтобы ей ничего не угрожало.

Даже так! Теперь папочка решает с кем мне спать, а с кем нет! Щеки вспыхивают то ли от злости, то ли из-за того, что собственный отец думает о моей сексуальной жизни больше, чем я сама.

Я едва успеваю отскочить в сторону, когда дверь открывается, и отец выходит из кабинета. Я даже не думаю скрываться и на возмущенный взгляд не реагирую. Папа грозно хмурит брови, открывает рот, намереваясь что-то сказать, но не успевает, так как за ним следом выходит Он.

И с этим он решил, что я буду спать? Мужик пугает. Одним видом. Если бы я встретила такого ночью в клубе, пожалуй, даже сбежать бы не смогла потому, что на меня напал бы ступор.

Простая черная водолазка с высоким воротником. Кажется, она осталась с тех пор, когда ее обладатель был изрядно крупнее, худощавое тело, очертания которого не сильно разберешь под свободной тканью и пугающая физиономия. Короткие, стриженные ежиком волосы, щетина, и на ее фоне выделяющийся светлым росчерком шрам, уродующий щеку и рассекающий уголок губы. Воистину папа, видимо, считает, что я нахожусь в том возрасте, когда любой представитель сильного пола вызывает единственное желание — запрыгнуть к нему в койку! Да таких нужно обходить десятой дорогой! И этого он собирается приставить меня охранять? Этак я ночью от страха писаться начну!

Мужчина изучает меня с ленивым интересом и от холодного пронзительного взгляда между лопаток пробегает холодок. Я боюсь и испытываю еще какое-то странное чувство. Не хочу находиться рядом с ним! Мне казалась, что с охранником клиент должен был чувствовать себя, как минимум спокойно и удобно. Но с этим типом?

— Ты издеваешься, да? — спрашиваю у отца. — Скажи, пожалуйста, где и в какой помойке ты его откопал?

— Побольше уважения, Ника! — рычит отец, я даже подпрыгиваю от неожиданности. На меня он голос повышает крайне редко. После того, как умерла мама, я единственный луч света в его жизни. — Марк — военный и он видел такое, что тебе даже не снилось, — уже спокойнее замечает он.

Даже так. Мне дают не комнатную собачку, приученную рычать на незнакомцев, а выловили настоящего волка. Интересно, он вилку-то с ножом умеет держать? Или их там не учат таким тонкостям? Впрочем, какая разница обедать с ним в ресторане я точно не собираюсь.

— Мне не нужен твой цепной пес, — мило улыбнувшись, припечатываю я. — Да, произошедшее с Лизой трагедия, — мой голос дрожит, и на глазах выступают слезы. Приходится сделать глубокий вдох, чтобы загнать их обратно. — Но это не значит ровным счетом ничего. Я не буду таскаться по сомнительным заведениям. Да, мы сглупили. Да, она сглупила сильнее, чем я. Да, мы гонялись за острыми ощущениями. Поймали. Хватит на всю оставшуюся жизнь!