«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения» - [36]

Дорогой Георгий Викторович.

Получил Ваше письмо, а вчера и письмо от Александровой. Я ее о Вашей книге запросил, и она отвечает: «Думаю, что не превышу своих полномочий, если скажу Вам, что мы очень хотели бы издать Адамовича, — и ждем от него продолжения его рукописи». — От себя добавляю: это не обязательство, но похоже на что-то вроде морального обязательства. Действительно, ведь Вы им послали очень немного страниц (от Маклакова они потребовали трети рукописи, и он им прислал 80 печ<атных> страниц ДО заключения договора). Убедительно Вам советую исполнить их желание. В самом худшем случае, если они все-таки книги не возьмут, — Вы, верно, будете иметь возможность почти все написанное напечатать в «Опытах», в «Н<овом> р<усском> слове» или еще где-либо.

О Вере Николаевне и обо мне она пишет тоже довольно неопределенно, — дело, мол, в принципе решенное, — но договора мы пока не имеем. Между тем и «Петлистые уши», и моя «Повесть о смерти» сданы им были полностью еще летом. Тем не менее, я почти уверен, что они книги издадут.

Разумеется, Вы можете сослаться на вышеприведенные слова Александровой в письме к ней. Но лучше с той же ссылкой пришлите ей и продолжение. Помимо всего прочего и само собой разумеющегося, ведь это немалые деньги. Если Вы долго будете ждать, то они могут, боюсь, предложить Вашу тему другим. Тем более что Александрова понимает, что я ее слова Вам немедленно сообщу, — «а он не откликнулся». Всего легче, — напишите ей тотчас, что к такому-то сроку сдадите им столько-то страниц, а все — тогда-то.

Анна Григорьевна[302] чувствует себя лучше, вчера Т<атьяна> М<арковна> водила ее опять к окулисту, и он очень обнадеживает.

Вы мне писали, что редактором «Возрождения» будет Померанцев. Совершенно ли это достоверно? Я как раз на днях получил письмо от Бор. Зайцева, и он мне сообщает к слову, что в «Возрождении» длительный кризис и что Гукасов его, Зайцева, вызывал к себе, — не то для совещания, не то для предложения ему редакторского поста (для чего именно, из письма Б<ориса> К<онстантинови>ча не ясно).

Маклаков и Кускова уже получили «Ульмскую ночь». Надеюсь, получили и Вы? Вы ведь говорили, что Кантор все Вам пересылает, — все приходящее по Вашему парижскому адресу.

Совершенно с Вами согласен о Бердяеве.

При нынешнем нашем положении в Ницце я едва ли скоро смогу приехать в Париж. Между тем с вечером памяти Ивана Алексеевича в Пен-Клубе как будто Рогнедов спешит. Помните Ваше обещание приехать и прочесть о нем доклад для французов.

Мне тоже очень жаль В<еру> Н<иколаевну> <Бунину>, — ее материальное положение также отнюдь не улучшается[303]. И это через три месяца после кончины Ивана Алексеевича! Что же будет потом?! Пишу письмо за письмом, и толку мало.

Оба шлем самый сердечный привет и самые лучшие наши пожелания. У Т<атьяны> М<арковны> нормальное давление крови держится.

70. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 3 февраля 1954 г. Манчестер

104, Ladybarn Road Manchester 14 3/II-54

Дорогой Марк Александрович

Спасибо за письмо, за цитату из письма Александровой — и еще за то, что сообщаете о здоровье Татьяны Марковны и Анны Григорьевны. Я рад не только хорошим вестям, но и тому, что Вы, значит, верите, что справлялся я об этом не потому, что «так принято».

Александровой я отвечаю сегодня же[304], но отвечаю не совсем то и не совсем так, как Вы советуете. Я ей пишу, что произошло недоразумение (разумеется, в самом что ни на есть вежливом и сговорчивом тоне). Больше года тому назад Терентьева, ее заместительница, сообщила мне, что они обе чуть ли не «в восторге» от тех двух глав, которые я по ее требованию спешно послал, и постарается выслать контракт, как только это будет возможно.

Из этого я вправе был заключить, что для решения: да или нет? — присланных глав достаточно, и работу прекратил. Все время я ждал, что письмо и обещание Терентьевой получит продолжение. Но их молчание длилось больше года — а теперь, оказывается, они «ждут продолжения рукописи»! В ближайшие 2–3 месяца я занят: мне надо написать к апрелю маленькую книжку о советск<ой> литературе для «Amis de la liberte»[305] и, кроме того, надо кончить большую книжку, которую я забросил и оставил на половине[306]. Я пишу Александровой откровенно, что был бы ей очень благодарен, если бы она обещание Терентьевой оставила в силе — и при решении брать книгу или не брать считала бы, что с этой стороны все в порядке, т. е. что присланных двух глав достаточно. В таком случае я всю рукопись ей доставил бы к концу сентября. Ну, а если нельзя — то нельзя, и пусть делает как знает. Никаких дополнительных глав «на пробу» я сейчас, да и вообще до конца весны, в лучшем случае, послать ей не могу. Помимо того — но об этом я пишу Вам, а не ей — до осени все может опять измениться, и моя «проба» пропадет напрасно. С договором — дело верное.

Простите, Марк Александрович, что так подробно пишу Вам о том, что, в сущности, Вас не интересует. Но Вы сами оказались по своей воле intermediaire’ом[307] между Александровой и мной. Оттого я считаю нужным Вам о положении дела сообщить.

Насчет «Возрождения» и Померанцева — Вы правы: он, по-видимому, сам распустил слух о своем редакторстве, когда еще не был на этот высокий пост назначен. Меня это известие удивило, т. к. даже для «Возрождения» это было бы падением. Мне пишут из Парижа, что теперь Померанцев в унынии, дело сорвалось, а кто будет редактором — неизвестно.