Не сердись, человечек - [13]

Да, а ребенок?

Только сейчас я впервые понимаю, что во всей этой истории, происшедшей со мной, присутствует еще один человек, третий. Вообще-то особенно я стала задумываться о своем ребенке после того, как побывала в детском отделении. И все же думаю о нем как-то не по-матерински, а точно так же, как думала, например, о Елене, о других детях. А совсем недавно обнаружила в себе какие-то новые чувства. Впервые меня поразила такая мысль, что от меня, матери, зависит, останется ли жив мой ребенок. Что, взяв ребенка, я спасу его, спасу ему жизнь, оставив — обреку на смерть… Нет, я что-то не то говорю. Какие-то глупости лезут в голову. Ведь к ребенку привязываешься, когда воспитываешь его с самых пеленок, когда он постоянно при тебе. А так — что? Рожаешь (если не хочешь смотреть на него, можешь не смотреть) — и забываешь весь этот ужас. Словно и не было никогда никакого ребенка. А если еще и наркоз сильный дадут, то и о самих родах не останется никаких воспоминаний.

Я так задумалась, что прослушала все, о чем говорила Ани. Полностью отключилась.

Сейчас Ани объясняет спряжение глагола «рассказываю». Просто удивительно, до чего же польский язык похож на болгарский! Ага, запомним: оповядам, оповядаш, оповяда… Да если этот язык весь такой, я выучу его за пять минут, и, если поступлю на факультет славянской филологии, не будет никаких проблем. «Оповядамы, оповядаце, оповядайён…» Ага, здесь надо малость в нос произносить, с открытым ртом. Это совсем не трудно, мне вообще всегда давались языки. Записываю за Ани каждое слово и мысленно спрягаю глаголы. Я очень рада, что схватываю все на лету. Так и хочется сказать Ани, что я уже все усвоила, но неловко перед остальными, скажут еще: откуда выискалась такая отличница. Поэтому я подошла к Ани сразу же после занятий.

— До чего же я у тебя прилежная ученица! — говорю я Ани. — Все моментально схватываю.

— Молодец, сразу сообразила, что «йён» произносится почти так же, как носовые звуки во французском. Ты прямо готовый экземпляр для славянской филологии.

— А туда легче поступить, чем на болгарскую?

— Одинаково, но на славянскую лучше. Еще один язык можешь выучить.

— Ты на каком курсе?

— На третий перешла.

— А я была бы сейчас на втором… если бы кто-нибудь словечко замолвил за меня… Будь прокляты эти баллы, одного не хватило.

— А я не понимаю, каким образом можно замолвить словечко? Все ответы обрабатываются в вычислительном центре в Габрово какими-то специальными машинами… Здесь с этими делами строго. В прошлом году уволили из университета двух заместителей ректора и одного доцента за зачисление после пересдачи и разные подобные дела. Самый верный способ — на себя надеяться. Заниматься надо. Пока я здесь, могу помочь тебе, если хочешь. Смотришь, в этом году поступишь.

Молчу. Так, молча, доходим до нашей палаты, и вдруг я выпаливаю:

— Ани, а ты не будешь тосковать по своему ребенку?

— Чего это ты вдруг? — спрашивает Ани каким-то деревянным голосом, хотя я вижу, что в глазах ее мельтешат испуганные искорки.

— Все же… почему бы тебе не позвонить своему гитаристу? Может, он передумал?

— А почему бы тебе не позвонить своему Жоре? — обрывает меня Ани. — Ни они нами не поинтересуются, ни мы ими, поэтому рожай — и сматывайся отсюда, так-то.

— Мы — общество или не общество, а? — раздается громовой голос Матушки, которая берет нас с Ани под руки и вводит в палату. — Общество, — констатирует она. — А разве можно жить в обществе без свадеб? Нельзя. Поэтому, мадам Елена, приготовьтесь к венчанию, которое состоится в ближайшее время. Прошел уже месяц, как ты влилась в наши ряды, а до сих пор не венчана.

— Обойдемся и без венчания, — отвечаю я.

— Нет, голубка, нельзя, — заявляет Матушка и обращается к Гене, которая, лежа в постели, делает себе маникюр. — Гена, почта пришла.

Гена вскакивает и пулей вылетает из комнаты, я даже не успела сказать ей, чтобы она посмотрела, есть ли и мне что-нибудь. Я высчитала: со дня на день мне должно прийти письмо от Кины.

— Матушка, а не повенчаться ли тебе самой? — смеется Милка.

— А я сама себя уже повенчала! — отвечает Матушка, поглаживая живот и приговаривая: — Мамина деточка.

— Не вздумай сотворить глупость, этого тоже оставляй, — говорит ей Ани назидательно.

— Каждый сам себе хозяин, — бросает раздраженно Матушка, в последнее время Ани и Матушка почему-то ссорятся. — Раньше я была такая же шустрая, как ты. Да только сейчас между нами большая разница — как между небом и землей.

— Интересно, что же это за разница? — спрашивает Ани с иронией.

— Что за разница? — переспрашивает Матушка и после небольшой паузы продолжает: — Я отвечу, если ты ответишь на мой вопрос: почему Христос был распят, когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас? Ну так как? Молчишь? Не можешь ответить? А Матушка может, потому что она тоже распята и крест ее — в ней, вот здесь! — закончила она торжественно, приложив руку к животу.

— Кто бы мог подумать! — ехидно смеется Ани. — Ты больше ассоциируешься у меня с блудницей Марией Магдалиной, чем с Христом.

— Пусть блудница, а все же святая женщина, — не сдается Матушка, но продолжить спор с Ани ей не удается, поскольку в палату влетает Гена, которая сообщает, что Лолов и Пеева идут к нам на обход.