Не самые хорошие соседи - [31]

Отчасти он был прав. Я помог пацану, над которым издевались и которого заперли в туалете, — и меня же нужно за это наказать. Да, общество взрослых во многих аспектах капитулировало.

— Нужен баланс, — сказал я. — Разумеется, мы должны принимать каждого ученика таким, какой он есть, независимо от оценок в журнале. Но подобная экстремальная индивидуализация, разумеется, несет с собой проблемы. Как бы то ни было, человек — животное стадное. И поэтому мы обязаны подчиняться коллективу.

— Именно так, — согласился Ула и добавил: — Слава богу, я не работаю в школе. Но восхищаюсь теми, у кого хватает на это сил.

— Все начало разваливаться, когда ввели дотацию на образование и родители получили возможность выбирать школу, — сказал я.

Бьянка добавила, что она целиком и полностью за свободный рынок во всех других областях. Но не в школе. Знания — это не товар.

— Но индивидуальный подход теперь ценится не только в школе, — сказал я. — Он сейчас везде. И дело не только в диагнозах.

— Верно, — кивнул Ула, а Бьянка задумчиво произнесла:

— Если взять, к примеру, Фабиана, то никакого диагноза у него нет.

Ула посмотрел на нее удивленно:

— На бумаге нет.

— Интересно почему? — рассуждала вслух Бьянка. — Потому что Жаклин против?

— Вполне возможно, — кивнул Ула.

Я вышел в кухню. Бьянка знала, что` я об этом думаю. Обсуждать ученика в подобном ключе непрофессионально и неэтично.

— Я видел документальный фильм о синдроме Аспергера, — продолжал в гостиной Ула. — Похоже, у Фабиана он самый.

Молодец, посмотрел кино и сразу все понял!

— А я слышала, что у Билла Гейтса тоже такой диагноз, — сказала Бьянка. — Но сейчас от этого диагноза вроде бы хотят отказаться. Теперь это будет называться просто «расстройство аутистического спектра».

— В моем детстве СДВГ называли ЗПР — задержка психического развития, — сказал Ула. — Это наводит на разные мысли. Ни рак, ни диабет никто почему-то не переименовал.

— Ну, это все-таки не одно и то же, — возразила Бьянка.

Меня радовало, что она с ним не соглашается. Зачем она вообще пускает в дом этого прилипалу? Куда подевался ее девиз «соседей надо держать на расстоянии»?

— Мне пора, — произнес Ула.

Ну наконец-то!

Я вышел к дверям помахать ему на прощание, пока он влезал в свои топсайдеры.

— Видели копа, с которым встречается Жаклин? — произнес он, покачав головой. — У меня нехорошие предчувствия.

У меня они были тоже, но я не собирался плодить сплетни. Бьянка как будто вообще не слушала. Ула вышел на крыльцо и, слава богу, оказался с нужной стороны двери.

На кухне Бьянка тихо подошла ко мне сзади, обняла за плечи и начала их нежно массировать.

— Ты очень напряжен, прямо каменный.

Боль пронзила шею и мгновенно добралась до головы. Я старался держать себя в руках, боялся сказать что-нибудь, о чем буду жалеть.

— Что он вообще здесь делал?

Руки Бьянки остановились.

— Ула? Просто захотел с кем-нибудь пообщаться. Врач снова выписал ему освобождение, он действительно не может сейчас ходить на работу.

— У него нет друзей?

Бьянка убрала руки:

— В чем дело, дорогой? Ты ревнуешь?

Да, я, пожалуй, ревновал. Немного.

— Он мне не нравится, — сказал я.

— С ним все нормально.

Я повернулся и посмотрел на нее. Ничем хорошим этот разговор закончиться не мог.

— Что означает «письменное предупреждение»? — спросила Бьянка.

Я помедлил с ответом.

— По сути, так директор показывает клиентам, то есть родителям, что он принял меры. Но теоретически это может означать, что меня уволят, если подобное повторится.

Бьянка тяжело вздохнула и с тревогой посмотрела на меня:

— Только чтобы не получилось так, как в Стокгольме.

Несколько дней спустя по пути домой я заехал в супермаркет. Бьянка уже забрала детей, и я мог не торопиться, хотя в последнее время у меня появилось странное чувство — иногда мне начинало казаться, что жизнь течет куда-то не туда, хотя я при этом смотрел на Беллу и Вильяма. Или Бьянку.

С эйрподами в ушах я выбирал фрукты, когда кто-то осторожно тронул меня за локоть.

— Простите, — сказал я, вынимая наушники.

Жаклин держала в руках яблоко. Розовая помада, нежный взгляд.

— Я просто хочу сказать спасибо. Фабиан рассказал, что случилось в школе.

— Э-э-э… — Я почувствовал, что краснею. — Это моя работа. Иногда получается немного не так, как…

— Вы не должны так думать. Этот Анди… Его отец — старый приятель директора. Мне рассказывали, что он, как и сын, в свое время был реально плохим парнем. Я рада, что вы помогли Фабиану. В школе его всегда обвиняют во всех грехах. Говорят, что это он всегда начинает.

— Это очень… плохо.

Я огляделся. Изо всех сил я старался говорить нейтрально, тут же везде одни уши.

— Это был настоящий ад, — продолжила Жаклин, ничего не замечая. — Вы не представляете, скольких усилий мне стоило сделать так, чтобы Фабиан смог ходить в школу. Если у ребенка нет диагноза, то на особое внимание рассчитывать нельзя.

Я завязал пакет с грушами и подавил любопытство.

— Я знаю, что вы думаете, — сказала Жаклин, вертя в ладонях яблоко. — Но я честно пыталась получить диагноз. Ни один человек в мире не встречался с таким количеством врачей и психологов, как Фабиан. И все они расходились во мнениях. А некоторые к тому же были страшно неприятными чисто по-человечески. Одним критериям Фабиан соответствовал, другим — нет. В одном месте говорили одно, в другом — другое. Я просто вся извелась.