Не прикасайся ко мне - [135]
Префект отсутствовал, он был слишком удручен: его кресло, огромное кресло под портретом его величества, пустовало, словно поджидая кого-то другого.
Около девяти часов вошел нахмуренный, бледный священник.
— Однако вы не заставляете себя ждать! — сказал альферес.
— Я предпочел бы вообще не присутствовать, — тихо ответил отец Сальви, не обращая внимания на колкость. — У меня слабые нервы.
— Так как все заняты по службе и не могли явиться, я счел, что ваше присутствие… Вы же знаете, сегодня они будут отправлены.
— Молодой Ибарра и лейтенант-майор?..
Альферес кивнул головой на камеру.
— Их там восемь человек, — сказал он. — Бруно умер ночью, но его показание записано.
Священник поклонился донье Консоласьон, которая ответила ему зевком — ааа! — и уселась в кресло под портретом его величества.
— Можем начинать! — заметила она.
— Тащите тех двух, что в колодках! — грозно приказал альферес и, подойдя к священнику, уже другим тоном прибавил: — Их через две дырки воткнули!
Для тех, кто не знаком с этим орудием пыток, мы сообщим, что колодки, или сепо, — одно из самых мягких наказаний. Отверстия в бревне, куда просовываются ступни заключенного, отстоят одно от другого примерно на четверть метра. Если ступни узника помещены «через две дырки», то есть в отверстия, отстоящие друг от друга почти на метр, то он стоит в весьма неудобном положении и испытывает страшную ломоту в щиколотках. Но вполне понятно, от этого так сразу не умирают.
Тюремщик вместе с четырьмя солдатами отодвинул засов и приоткрыл дверь. Из камеры потянуло тошнотворным запахом, сыростью, спертым воздухом, в темноте послышались стоны и всхлипывания. Один из солдат зажег спичку, но огонек погас в этой душной, зловонной атмосфере, и пришлось ждать, пока воздух освежится.
Мерцающее пламя свечи осветило несколько человеческих фигур: одни сидели, обхватив руками колени и уткнув в них голову, другие лежали на спине или стояли лицом к стене. Послышались стук и скрежет, сопровождаемые проклятиями: отпирали сепо.
Донья Консоласьон подалась вперед, жилы на ее шее вздулись, выпученные глаза устремились к полуоткрытой двери.
Наконец два солдата вывели сумрачного Тарсило, брата Бруно. Он был в наручниках; сквозь рваную одежду проглядывало мускулистое тело. Тарсило дерзко взглянул на жену альфереса.
— Вот этот защищался храбрее всех и приказал бежать своим сообщникам, — сказал альферес отцу Сальви.
Сзади плелся другой узник, весьма жалкого вида, охая и всхлипывая, как ребенок; он хромал, штаны его были запачканы кровью.
— Сжальтесь, сеньор, сжальтесь! Я больше никогда не войду во двор! — кричал он.
— Ишь пройдоха, — заметил альферес священнику. — Хотел удрать, да его ранили в ляжку. Эти двое — единственные, кого удалось живьем схватить.
— Как тебя звать? — спросил альферес Тарсило.
— Тарсило Аласиган.
— Что вам обещал дон Крисостомо за нападение на казармы?
— Дон Крисостомо никогда с нами не говорил.
— Не ври! Ведь из-за него вы и задумали погубить нас.
— Ошибаетесь: вы забили насмерть нашего отца, мы мстим за него, вот и все. Лучше поищите ваших двух приятелей.
Альферес с удивлением взглянул на сержанта.
— Они в пропасти, мы их туда сбросили вчера, там они и сгниют. А теперь убейте меня: вы больше ничего не узнаете.
Наступило краткое молчание.
— Ты скажешь, кто твои сообщники? — крикнул альферес, замахиваясь хлыстом.
Презрительная усмешка искривила губы узника.
Альферес шепотом посовещался со священником и обратился к солдатам.
— Покажите ему трупы! — приказал он.
В углу двора на старой повозке были свалены в кучу пять трупов, наполовину прикрытых рваной, грязной рогожей. По двору из конца в конец прогуливался солдат, то и дело сплевывая.
— Ты их знаешь? — спросил альферес, приподнимая рогожу.
Тарсило не ответил; он увидел труп мужа безумной и два других: труп своего брата, исколотый штыками, и тело Лукаса с петлей на шее. Глаза пленника потемнели, и из его груди вырвался приглушенный стон.
— Ты их знаешь? — снова спросили его.
Тарсило молчал.
В воздухе просвистел хлыст и опустился на плечи юноши. Он вздрогнул, все его мускулы напряглись. Удары следовали один за другим, но Тарсило не шевелился.
— Дать ему палок — сдохнет или заговорит! — взревел альферес.
— Не упрямься, — сказал секретарь, — все равно тебя убьют.
Тарсило опять ввели в зал, где второй узник, стуча зубами и трясясь, призывал на помощь всех святых.
— А этого ты знаешь? — спросил его отец Сальви.
— Впервые вижу! — ответил Тарсило, взглянув на того с некоторым состраданием.
Альферес ударил его кулаком и пнул ногой.
— Привязать к скамье!
Тарсило привязали к деревянной скамье, не снимая обагренных кровью наручников. Несчастный огляделся по сторонам, будто ища кого-то, и, увидев донью Консоласьон, презрительно усмехнулся. Присутствующие удивленно посмотрели в направлении его взгляда; супруга альфереса сидела, покусывая губы.
