Не прикасайся ко мне - [109]

— Я хотел бы повидать отца Дамасо…

— Отец Дамасо занят! Вон отсюда! — повелительно вскричал священник.

Лукас спускался вниз по лестнице, бормоча:

— Этот тоже переменился… Если не заплатит!.. Кто больше заплатит…

Крик священника услышали все, даже отец Дамасо, капитан Тьяго и Линарес.

— Бессовестный бродяга, из тех, что клянчат милостыню и не желают работать! — сказал отец Сальви, беря шляпу и палку, чтобы направиться в монастырь.

XLIV. Очищение совести

Прошло немало долгих дней и печальных ночей, пока больной не стало лучше. Тотчас же после исповеди Мария-Клара снова впала в забытье и в бреду повторяла лишь имя матери, которой не знала. Ее подруги, отец и тетушка молились, заказывали мессы и делали пожертвования всем чудотворным статуям. Капитан Тьяго дал обет подарить золотой жезл Антипольской мадонне. И вот наконец жар начал спадать медленно, но верно.

Доктор де Эспаданья был немало изумлен дивными свойствами настойки из алтея и варева из мха: его первоначальное предписание так и не менялось. Донья Викторина была очень довольна своим мужем, и когда он однажды наступил на подол ее халата, она не применила высшее наказание и не вырвала у него челюсть, а ограничилась замечанием:

— Если б ты не хромал, наверное, наступал бы мне прямо на корсет! (Который она, кстати сказать, не носила!)

Как-то вечером, когда Синанг и Виктория сидели у постели приятельницы, в столовой за чашкой чая беседовали отец Сальви, капитан Тьяго и семейство доньи Викторины.

— Очень сожалею, — говорил доктор. — Отец Дамасо тоже будет очень огорчен.

— И куда, вы говорите, вас переводят? — спросил Линарес священника.

— В провинцию Тайябас! — ответил тот небрежно.

— Кто будет печалиться, так это Мария, когда узнает, — сказал капитан Тьяго, — она вас любит, как отца.

Отец Сальви взглянул на него искоса.

— Я думаю, падре, — продолжал капитан Тьяго, — ее болезнь вызвана волнением в день праздника.

— Я того же мнения, и вы хорошо сделали, что не позволили сеньору Ибарре говорить с нею; ей стало бы хуже.

— А если бы не мы, — прервала донья Викторина, — Кларита была бы уже на небе и возносила бы там хвалы господу богу.

— Аминь! — счел своим долгом сказать капитан Тьяго.

— Ваше счастье, что моему мужу не подвернулся более важный больной, не то вам пришлось бы звать другого лекаря, а здешние все неучи; мой муж…

— Я убежден, что мое предположение верно, — прервал ее в свою очередь священник. — Только исповедь привела Марию-Клару к этому благоприятному перелому и спасла ей жизнь. Чистая совесть сильнее лекарств; конечно, нельзя отрицать силы науки, и прежде всего хирургии, но чистая совесть… Почитайте душеспасительные книги, и вы увидите, сколько исцелений произошло в результате одной лишь искренней исповеди.

— Вы простите меня, — возразила уязвленная донья Викторина, — но силой одной исповеди… Попробуйте, вылечите сейчас жену альфереса исповедью!

— Ранение, сеньора, это не та болезнь, которая связана с совестью, — сурово молвил отец Сальви. — Однако чистосердечная исповедь могла бы впредь оградить ее от потрясений, подобных утреннему.

— Так ей и надо! — добавила донья Викторина, словно и не слыша того, что говорил отец Сальви. — Эта женщина страшно нахальна! В церкви она просто не сводит с меня глаз! Сразу видно, она из этих самых… В воскресенье я хотела спросить ее, что это она так гримасничает, но стоит ли унижать себя разговорами с людьми без роду и племени?

Однако священник, тоже будто не слыша ее разглагольствований, продолжал:

— Поверьте мне, дон Сантьяго, для того чтобы ваша дочь совсем поправилась, ей надо причаститься завтра утром; я ее причащу… Думаю, что ей не в чем больше исповедоваться, однако… если она захочет покаяться сегодня вечером…

— Не понимаю, — вставила тотчас же донья Викторина, воспользовавшись паузой, — не понимаю, как могут разумные люди жениться на таких чудовищах, как эта женщина; за сто шагов видно, что она за птица; ясно как день, — она от зависти подыхает, не иначе! Да и что получает какой-то альферес!

— Так вот, дон Сантьяго, скажите вашей кузине, чтобы она завтра утром приготовила больную к причастию, а сегодня вечером я приду отпустить ей грехи…

И, видя, что тетушка Исабель выходит, сказал ей по-тагальски:

— Приготовьте вашу племянницу к исповеди сегодня вечером; утром я причащу ее, и она быстро поправится.

— Но, падре, — осмелился робко возразить Линарес, — разве ей грозит смерть?

— Не извольте беспокоиться, — ответил тот, не взглянув на него. — Я знаю, что делаю; мне довелось спасти очень многих больных. Кроме того, она сама скажет, хочет или нет принять святое причастие, и увидите, она на все согласится.

А пока на все согласился капитан Тьяго.

Тетушка Исабель вошла в спальню больной.

Мария-Клара, очень бледная, лежала в постели; рядом с ней сидели обе ее подруги.

— Прими еще пилюльку, — тихо сказала Синанг, подавая больной белую пилюлю, которую она вынула из маленького стеклянного флакончика. — Доктор говорит, если у тебя будет шум или звон в ушах, то лекарство не пей.

— Он больше не писал тебе? — тихо спросила Мария — Клара.

— Нет, наверное, очень занят.